Я не собираюсь исправляться, сказала она судье.

Почему?

Да потому что я мастер, кретин.

Я умела, я талантлива. Я – гребаный Гудини![12]

Судья не хотела помещать ее в тюрьму для несовершеннолетних. Она понимала, что Амбер испытает непередаваемое наслаждение, будучи запертой в помещении с тридцатью двумя запертыми дверями. Поэтому ее поместили в «Белые Дубы», временное убежище проблемных девочек, и так она оказалась в одной комнате со мной.

Я пообещала Амбер, что позволю себя разукрасить, если она научит меня взламывать.

Только азы, попросила я, никаких наворотов.

Мой дар азами не ограничить, ответила она. И кроме того, ты сюда только попала. Тебе рано бежать.

Я заснула на повторном показе «Ангелов Чарли».[13]Я помню голос Чарли. Девицы спорили по поводу Босли: Это не парень из «Счастливых дней»? Да нет же, это «Мужик из помойки».

Джилл, Келли и Сабрина сидели у стола, голос из ящика велел им надеть бикини и проникнуть на вечеринку у бассейна к миллионеру. Ох, Чарли, хихикали они в ответ. У голоса не было тела, Чарли так и не появился в комнате, но они сделали все, что он приказал. В мою оперу он не попал, хотя я заснула под его голос.

Амбер доложила, что во сне я обернулась к ней и сказала: Враг. Ох, прости.

Да нет, это было круто, Сара. Давай я заплету тебе французскую косичку?

Амбер, я не хочу менять внешность.

Я Гудини, я сделаю так, что ты снова появишься.

У тебя нет заколок.

Я что-нибудь придумаю.

В «Белых Дубах» девочки в своих дневниках хныкали. Они изливали душу, губной помадой выводя каракули на стенках туалета: Меня никто не любит. Я разбита. Боже, помоги мне, я пропала. Но Амбер сказала: Я что-нибудь придумаю.

Поэтому я позволила ей заплести мне волосы. Она закрутила мою челку, а остальные волосы не тронула. Косенькая и тугая косичка торчала надо лбом, будто рог единорога. Девица со страницы «Как заплести французскую косу» смеялась надо мной; ее коса была подобна безупречной короне. Но я все равно выглядела лучше. Тебе идет, отметила Амбер. Выглядишь такой свирепой и съехавшей с катушек.

Позже мы отметились о выходе на перекур. «Белые Дубы» – это старинный особняк, расположенный глубоко в частном лесу. Там не нужна охрана, потому что никто не хочет уходить. Тихонько перешептываясь, мы сели на крыльцо.

Не позволяй им определить тебя к суррогатным родителям, шелестела Амбер. Скажи, что у тебя неконтролируемые вспышки гнева. Сара, я не хочу, чтобы ты исчезала. Обещай, что ты здесь останешься.

Учитель рисования не спускал с Амбер глаз. Когда мы закрашивали радугу, я случайно услышала его слова.

Нет, не заставляй меня опять. В прошлый раз мне попало. Хватит тебе.

Вы что, не понимаете? спросила она, растирая золотую краску из баллончика по ладоням. Я – Гудини. Я делаю все, чего душа пожелает.

Я рисовала углем бегущую по переулку девочку и растирала контуры ее ног, пока мои пальцы не почернели окончательно. Я сделала вид, что ничего не слышала. Я уже некоторое время догадывалась, что Амбер что-то замышляет. Она выскальзывала среди ночи из комнаты, прихватывая заколки, которые я для нее раздобыла. Позже я обнаружила их в стоке душа. Молодец, сказала она, ты почти созрела учиться.

Кэсси прибыла на шестинедельную побывку из резервации. Ее диагностировали как не поддающуюся контролю, потому что она запустила в какого-то мужика бутылкой «Джонни Уокера».

Ростом она была метр с кепкой и злобно ухмылялась. Мне она тут же понравилась. Четыре другие девочки наряжались в трикотажные рубашки и джинсы. «Кока-Кола», «Адидас», Микки-Маус. Кэсси носила замшевый пиджак и драные колготки в сеточку. Волосы коротко выбриты, за исключением черной блестящей бахромы, нависавшей над темными глазами.

Я скинхед, сказала она, пиная меня своими «мартенсами». Ты знаешь, что это такое?

Да ты Покахонтас, возразила какая-то девочка и похлопала ладонью по губам. Уа-уа-уа. У тебя врожденный алкогольный синдром. Ты скво.

Ах, ты так оригинальна, ответила Кэсси, затопав по полу. Можно подумать, я раньше никогда такого не слышала.

Я задумалась о том, почему в «Семнадцати» никогда не писали о скинхедах. Почему они не публиковали советов по взломам. Мне было непонятно, почему все девочки Виктории читали этот журнал, хотя он не давал ни одного дельного совета.

Кэсси пнула «Ангелов». Телевизор покачнулся и свалился с подставки. Кэсси забралась на телевизор. Сдохни, проорала она, умри, Фара, умри!

Управляющая «Белыми Дубами» разъезжала на серебристом «мерседесе». Она получала деньги от Конторы Социальной Поддержки, чтобы держать нас подальше от уличных соблазнов. Как я понимаю, это благотворительность своего рода. Ее кабинет пестрел наградами.

Меня вызвали туда, чтобы обсудить будущее.

Микельсоны, они очень славная семья. Сара, нам кажется, что тебе там было бы лучше, чем в «Белых Дубах». Ты бы просто расцвела в хорошей семье.

Мне здесь нравится.

Ну, протянула Дама с Мерседесом, поигрывая золотой ручкой. Мне приятно это слышать. Но мы – всего лишь временный приют. И мы предоставляем место только сильно травмированным девочкам.

Простите, но идея суррогатной семьи меня не привлекает.

Ну почему же?

У меня неконтролируемые вспышки гнева. Припадки бешенства. Сумасшедшие сны.

На тот случай, если она не расслышала, я нараспев повторила громче, как псалом. Неконтролируемые вспышки гнева. Припадки бешенства. Сумасшедшие сны.

Амбер использовала полученный от учителя рисования гвоздь, чтобы учить меня. Она показала, как заклинить собачку замка. Мы вломились в комнату Кэсси. Мы направились в Красную Комнату в три часа ночи. Я не могла дождаться Красной Комнаты.

Амбер открыла замок заколкой. Охрана в этом помещении сосет, сказала она. Это слишком легко.

Красная Комната – место, где успокаиваются. Стенки обиты мягкой ворсистой материей, освещение инфракрасное. Красные фонари должны были служить лекарством от гнева. Делать нас более контролируемыми, что бы это ни означало.

Кэсси разлеглась на полу. Красные фонари скользили по ее яростному лицу.

Амбер пританцовывала, стукаясь о мягкие стены.

Сара похожа на наркоманку, сказала Кэсси.

Она знает Джастину, сказала Амбер.