тащили все, кому не лень: Дилан, Шейла, Матушка Соф и даже я, правда, с разрешения кого-то из них. За их количеством никто строго не следил, на налоги и прочее оставалось, значит, дела шли.

Ирвин относился ко всему иначе. Закрывал аптеку и перед обедом записывал в специальный журнал количество проданных лекарств и их названия. Отдельно — план того, что нужно докупить и заготовить. Некоторым лекарствам требовалось до трех недель на созревание, из-под ножа не подашь. У меня голова шла кругом от такого объема информации, а Ирвин даже не напрягался, еще и меня учил.

Особых проблем с торговлей не было: прочти рецепт, выдай нужный пузырек, возьми деньги. В лавке и то хлопотнее из-за вечного бардака. После походов в дикие земли некому разбирать добытое там сырье, продать бы побыстрее, пока не начало портиться.

Ирвин все делал обстоятельно и без спешки, зато успевал втрое больше нашей суетной семьи. Он вообще был каким-то завораживающе спокойным и уверенным, когда работал со своими снадобьями, вот с людьми у него выходило куда хуже. Два раза оставался за прилавком, пока я отлучалась, и оба — ухитрился поссориться с покупателями. Одному не продал мазь без рецепта заодно отчитал, что не идет к врачу, второго выгнал, стоило ему произнести название снадобья. Молча вышел из-за прилавка, взял того под локоть и дотащил до двери, пригрозив стражей. Тот пытался возмущаться и дергаться, но Ирвин держал крепко и профессионально, точно не с травами возился все время, а ходил на кулачные бои. Поэтому я предпочитала торговать самостоятельно.

— Давайте еще укрепляющую настойку положу, — я понизила голос и подалась вперед, поближе к очередному покупателю. — Скоро зима, начнутся простуды, кашли, насморки, у нас тут очередь будет по крыльцу на несколько метров! А вы гордо мимо пройдете, потому что заранее купили. Эта настойка может и год простоять, точно успеете выпить.

Плотный мужчина в дорогом, хорошо сшитом костюме, еще колебался и разглядывал мазь от болей в спине, за которой, собственно, и пришел. Но когда берут все только по списку-рецепту, то торговля идет скверно, поэтому я решила поднажать.

— Жена оценит. Начнет пилить, ай, грубый, глупый, обо мне не заботишься и о семье не думаешь, а вы ей раз — и настойку. Ее всем можно, без противопоказаний.

Таких лекарств в нашей аптеке было немного, Ирвин почти все старался продавать по рецепту и назначению врача. Но конкретно эту настойку даже я знала, ей и младенцев отпаивали, так что вреда не будет.

— Давайте три, — сдался он. — И запакуйте каждую отдельно.

Я понимающе подмигнула ему: много женщин, много проблем, и споро завернула пузырьки. Сверху перемотала бечевкой и красиво завязала. Как подарок вручать можно, хотя лучше так не делать, мелковато для настоящей радости.

— Жена, — он скривился и указал на первый сверток, — моя мать, — выделил второй, — и теща. Если это сработает, в следующий раз наберу всего побольше.

Я заулыбалась и кивнула ему, одновременно с гордостью разложила полученные монеты и купюры в ящик. Хорошо день начинается, удачно!

Поток посетителей постепенно уменьшался, я увереннее тянулась к Норту Джусу, но кое-что не давало покоя. Какая-то мысль, связанная с этим покупателем. Вот придет он еще, а что мы ему предложим?

— Ирв, а у тебя нет каких-то кремов? Для рук хотя бы?

Он задумчиво нахмурил брови, после чего влез куда-то глубоко под прилавок и вытащил оттуда баночку с черной крышкой.

— Мощное средство, хорошо питает и смягчает кожу, сделал его специально для тех, кто долго работает на холоде или в воде.

Я одобряюще кивнула, открутила крышку и попыталась макнуть пальцы в крем. Ирвин раньше выхватил его и покачал головой. Затем вытащил из-под прилавка стакан с деревянными шпателями, зачерпнул немного крема и мазнул по тыльной стороне моей ладони. Я быстро размазала крем и теперь просто поглаживала руки друг об друга, наслаждаясь тем, какие они стали гладкие и шелковистые. Подкачал только запах крема: лекарственный и маслянистый.

— Сюда бы масла ароматического капнуть, будет здорово! — осторожно заметила я. — Розу или лаванду.

Ирвин нахмурился еще больше, но мою просьбу выполнил. Крем стал ароматнее, не совсем понятный запах, легкий, не приторный, свежий и немного хвойный. Я не удержалась и повторно намазала им руки, чтобы вдыхать и наслаждаться.

— Ай, хорошо! Давай еще баночек семь или десять так же доработай, продадим сегодня, а завтра уже что-нибудь цветочное.

Я хлопнула его по плечу, а Ирвин как будто тоже собирался хлопнуть меня, но не по плечу. И даже скорее не хлопнуть, а конкретно так ударить с размаха. Ничего не сделал конечно, он же воспитанный мужчина, но взглядом обжег.

— Это хороший и дорогой крем, над составом которого я бился без малого год. Хотел помочь всем тем, чья кожа сохнет и покрывается трещинами от долгой изнурительной работы.

— Всем женщинам такое знакомо! Руки же выдают возраст сильнее лица, они и шея — главные предатели. Мы же за жалкие, — я повертела баночку и нашла на ней подпись “двадцать шесть”, — тридцать пять монет поможем им дольше сохранить привлекательность и наслаждаться гладкостью рук и ароматом. Вербена, роза, жасмин…

— Ты мое наказание, — он тяжело вздохнул, подумал, и взялся за работу.

— Я твое спасение! Даже не твое, а всеобщее! Вот увидишь, сейчас как пойдут дела в гору и еще и проблему с женой твоего друга решим.

В прошлые дни Ирв был занят, но сегодня сдержал свою угрозу и вместо лечебницы увязался со мной, собирать информацию о Софи. С одной стороны — неплохо, я не знала город и тем более — где искать эту певичку. С другой — он такой правильный и дотошный, что может все испортить.

К тому же Ирвин передвигался медленно, а со своим ростом и осанкой был заметен с другого конца улицы. Провальная внешность для слежки, но деваться мне некуда. Может, быстро устанет и сдастся? Не-е-ет. Шагал он уверенно, на трость опирался совсем немного. Скорее мне надоест, чем он попросит пощады.

Мы прошагали половину квартала, свернули в переулок, затем вышли на другую улицу, шире и оживленнее. Здесь сновали люди, отовсюду слышались крики зазывал или торговцев, но самое ужасное — ездили экипажи с лошадьми. В смысле настоящими, а не магами в зверином обличье.

Животных я недолюбливала. Что хорошего может быть в неразумных тварях? Они опасны,