В отличие от большинства вассалов Лиса, Бевандер не догадывался, а точно знал, зачем тот отправился в хижину. С видом явного превосходства над окружающими он подошел к Джерину и спросил:

— Какие новости об Араджисе, лорд принц? Он собирается напасть на нас, если мы начнем войну с Адиатанусом?

— Точно не знаю. Мне не повезло, — ответил Лис. — Заклинание, которое я применил, на деле оказалось дерьмовым.

Ему далеко не всегда удавалось выразить одним словом и подоплеку произошедшего, и свое отношение к ней, поэтому он, подобно писателю, внутренне наслаждался хлесткостью лихо закрученной фразы. И все же он с легкостью променял бы всю эту хлесткость на мало-мальски провидческий взгляд в грядущие дни.

Каждый раз, когда его вассалы разъезжались из Лисьей крепости по окончании очередной заварушки, Джерин умудрялся забыть, какой хаос царил во время их предыдущего пребывания у него. Отчасти сумятица возникала из-за скученности огромного количества воинов на совсем маленькой территории. Что делать, приехавшим несколько раньше приходилось дожидаться опаздывающих, чтобы ударить по неприятелю одним кулаком. А раз неприятеля в непосредственной близости не наблюдалось, многие воины Лиса были не прочь схватиться друг с другом. И очень даже не прочь.

Какие-то из этих схваток представляли собой добродушные потасовки, вызванные лишь веселым настроением и парой лишних кружечек эля. Другие имели под собой более серьезную подоплеку. Не все вассалы Джерина любили друг друга. И не все из них любили его самого. Крепыш Шильд был далеко не единственным, кто мечтал вырваться из вассальной зависимости и давно вырвался бы, если бы на южных границах владений Лиса не маячил Адиатанус.

Джерин по мере сил старался сдерживать тех, кто заведомо не ладил между собой. На протяжении многих лет он делал все возможное, чтобы отвратить их от междоусобиц.

— И у тебя это хорошо, получается, — сказал Вэн, когда он однажды пооткровенничал с ним. — Даже лучше, чем можно представить. Многие горячие головы тех времен, когда я впервые здесь появился, значительно поостыли.

— Но вовсе не все, — удрученно заметил Джерин. — К примеру, Дранго, сын Драго, не забыл, что прапрадедушка Шильда убил его собственного прапрапрадедушку во время ссоры сто лет назад, и хочет поквитаться с Шильдом. И Шильд тоже об этом помнит и гордится поступком своего вшивого разбойника-предка.

— Но разве все это не… как это там называется? Ах да, история, вот как, — сказал Вэн. — Ты всегда талдычишь, что мы должны знать свою историю, если хотим быть цивилизованными людьми, что бы это ни означало. А тут вдруг хочешь, чтобы Дранго и Шильд забыли о своей кровной вражде.

— Я хочу, чтобы они забыли о кровной мести, — ответил Джерин. — Старые обиды мешают им сосредоточиться на насущных и более важных делах. Во всяком случае, они должны стать для них более важными. Однако нет. Судя по тому, как некоторые из моих вассалов поглядывают друг на друга, можно подумать, что они явились сюда за одним — свести свои личные счеты. А участие в моей войне для них лишь докука.

— Есть только один способ это уладить, — сказал Вэн. — До тех пор, пока эти парни боятся тебя больше, чем друг друга, они будут выполнять твои приказы.

— О, они прекрасно знают, что я могу раздавить их как мух, если захочу, и что они слишком разрозненны, чтобы объединиться и сбросить меня с трона, слава богам, — ответил Лис. — Но они собрались здесь вовсе не поэтому. Кого они действительно боятся, так это проклятых трокмуа.

Вэн почесал шрам, уходивший в недра его бороды. Поскольку сам он не боялся в этом мире ничего и никого, страх перед врагом представлялся ему чем-то непонятным. Наконец он сказал:

— Полагаю, это тоже неплохо. Любой, кто считает лесных разбойников добрыми соседями, явно не в своем уме, вот что я тебе скажу.

Вассалы, толпящиеся у входа в главную залу, вдруг с несвойственной им торопливостью расступились. В следующее мгновение Джерин понял, что вызвало такую реакцию. Из замка вышел Джеродж. Даже без доспехов этот красавец вполне мог тягаться с любым из воинов, несмотря на их бронзовые латы, шлемы, щиты и копья. Пара мелких баронов уже поднимали вопрос о том, чтобы Лис избавился от Джероджа и Тармы. Он предложил им самим попробовать это сделать, не используя никаких дополнительных орудий, кроме тех, какими их наделила природа. Больше никто не настаивал.

Своей неуклюжей, но быстрой походкой Джеродж приблизился к Джерину.

— Что-то случилось? — спросил Лис.

Насколько он мог судить, Джеродж был встревожен. Хотя по лицу чудовища это было сложно определить. Обе челюсти монстра так сильно выдавались вперед, что делали нос его плоским, приплюснутым, а глаза закрывали кустистые брови. Представив себе полуволка-полумедведя, ходящего на двух ногах, можно получить примерное представление о том, как выглядел Джеродж.

Кроме того, он как раз находился в том возрасте, когда дети становятся взрослыми, и переживал это так же тяжело, как и все подростки.

— Они смеются надо мной, — сказал он своим грубым рычащим голосом и указал когтистым пальцем в сторону главной залы. — Они уже должны привыкнуть ко мне, а продолжают обзываться.

— Почему бы тебе не схватить одного из них и не сожрать? — предложил Вэн. — После этого он не станет обзывать тебя, клянусь.

— О нет! — В голосе Джероджа послышался ужас. Насколько Лис мог судить, он пришел в ужас и внешне. — Джерин учил меня и Тарму никогда не есть людей. К тому же, сколько бы мы их ни съели, остальные все равно будут нас обижать.

— Верно, — твердо сказал Джерин, бросив на Вэна суровый взгляд. Он приложил немало усилий, пытаясь очеловечить чудовищ, и ему совсем не нравилось, когда кто-то начинал сводить его работу на нет. — Ты совершенно прав, Джеродж, — повторил он, — и привел очень хорошие доводы.

Для чудовищ Джеродж и Тарма были довольно умны, и он никогда не забывал говорить им об этом. Джеродж сказал:

— И что же нам теперь делать? Мне не нравится, когда нас обзывают. Это выводит меня из себя.

Он раскрыл пасть… достаточно широко. Глядя на острые белоснежные клыки, украшавшие челюсти монстра, Джерин подумал, что ему не хотелось бы его разозлить, и сказал:

— Если они снова тебя побеспокоят, я сам их сожру.

— Правда? — Узкие глаза Джероджа округлились.

— М-м… нет, — признался Лис.

Он должен был постоянно напоминать себе, что хотя Джеродж и крупнее его, и намного лучше «вооружен» от природы, но воспринимает все абсолютно буквально. Подобно человеческому ребенку вдвое младше его.

— Но они сильно пожалеют о том, что оскорбляли тебя. Они не имеют права так делать, и я этого не потерплю.

— Хорошо, — ответил Джеродж.

Он доверял Джерину, как сын отцу, и был убежден, что тот всегда держит слово. Джерину приходилось напоминать себе и об этом. Если однажды ему — по забывчивости или еще по какой-то причине — не удастся выполнить своего обещания, то… он не знал, что тогда будет, и не хотел даже думать о том.