Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плевать. Однажды она станет знаменитее любого из них.
В средней школе, а потом в колледже она выработала в себе и наглость, и честолюбие. У нее не было сомнений, что она умнее любого из сверстников.
Да, у нее нет друзей, ну и что? Зато есть клиенты. Спасибо Джимми Роджерсу из восьмого класса, который помог ей встать на этот путь. Притворяясь, что она ему нравится, говоря ей комплименты – чтобы она доверчиво выполняла его домашние задания, пока он смеялся над ней за ее спиной, – он дал ей толчок к открытию своего дела.
Она стала выполнять домашние задания за деньги.
К окончанию средней школы у нее уже имелась неплохая заначка, и она увеличила ее за годы колледжа.
После колледжа, с дипломом журналистки на руках, Селина получила работу в «Портленд пресс». Ненадолго. Редактор и коллеги оказались идиотами, и она не утруждала себя тактом.
Будущее ей виделось за Интернетом, и в двадцать четыре года Селина попала в «Горячие новости». Она работала в основном дома, и, поскольку считала свое нынешнее положение не более чем ступенькой к открытию собственного сайта, собственного успешного блога, терпела редакционное вмешательство и тупые задания.
Бойня в торговом центре «Даун-Ист» свалилась ей прямо в руки.
Селина вошла в торговый центр в поисках новых кроссовок за секунды до первых выстрелов. Она видела, как один из стрелков – Девон Лоуренс Полсон – прорубал в толпе кровавую просеку, и, прячась за стендом с картой торгового центра, достала из сумочки камеру и диктофон.
Потом она тщательно изучила все газеты, сети, сайты и репортеров.
А теперь выслеживала жертв и их родных. Подкупив санитара, она сумела попасть в больницу, сделать несколько снимков пациентов и даже проскользнула в палату одной из пациенток, когда ту перевели из отделения интенсивной терапии.
Диктофон в кармане Селины записал часть разговора между Ми-Хи Юнг и – вот удача! – Симоной Нокс, обеспечив материал для новой статьи.
По ее расчетам, еще пара человек – и она шагнет на следующую ступеньку.
Предложения уже поступают.
А теперь любовь к курению принесло новый улов.
Селина отошла подальше от толпы репортеров и, закурив, стала думать. Можно поехать на кладбище, когда церковная часть закончится, но много ли кликов даст очередная фотография людей в черном?
Кто-нибудь может упасть в обморок – как вчера мать погибшего парня. Но все это уже было. Старо как мир.
Она решила, что лучше поискать еще информацию о стрелках, и двинулась было к своей машине, когда заметила ту женщину-полицейского.
«Офицер Макви», – подумала Селина, прячась за дерево. Макви – девушка, застрелившая Джона Джефферсона Хобарта, – стала бы просто магнитом для кликов. Увы, Макви оказалась не из тех, кто желает сотрудничать. А прямо сейчас она стояла перед ней, похоже, стараясь не попасть на глаза репортерам.
Чего-то ждала.
«Интересненько», – подумала Селина и тоже стала ждать.
Вынесли гроб, и она сделала пару снимков длиннофокусным объективом на случай, если не подвернется ничего лучше. Затем проследила, куда смотрит Макви, – и ей достался еще один приз!
Рид Квотермейн, парень, который спас сынишку пожарного – ребенка, у матери которого поврежден позвоночник.
Селина сделала несколько снимков: они разговаривают, потом вместе идут, потом садятся в патрульную машину. И пока другие репортеры направлялись на кладбище, Селина помчалась к своей машине.
Дважды она их чуть не потеряла. И хорошо, иначе коп могла бы ее заметить. Обдумывая будущий заголовок, Селина припарковалась на приличном расстоянии и следила за добычей из машины, пока те не сели на скамейку.
Довольная, что не зря потратила деньги на объектив, она приблизилась настолько, насколько посмела. Никто не запрещает просто гулять, просто фотографировать бухту и лодки.
Она не могла подойти достаточно близко, чтобы услышать их разговор – коп не захотела с ней говорить, – зато сделала отличные кадры.
«Новый мучительный день в Рокпойнте: смерть объединяет жертв бойни в торговом центре «Даун-Ист».
О да! Следующая ступенька не за горами.
Три года спустя
Симона перекатилась на край кровати, села и толкнула спящего рядом с ней мужчину.
– Тебе пора уходить.
Он невнятно промычал.
Она помнила, как его зовут, даже помнила, почему решила заняться с ним сексом.
Он был ухоженным, с хорошей фигурой. К тому же у него было интересное лицо, четкое, словно вырубленное из камня. Вылитый разбойник. Суровый преступник из вестерна.
Со временем она поняла, что у разовых связей есть преимущества перед страстями и хлопотами постоянных отношений.
А еще чуть позднее она поняла, что разовые связи навевают смертную тоску.
Парень по имени Ансель был одет только в тусклый свет, струящийся в окно.
Симона не задернула шторы – зачем? Ей нравилось смотреть на Нью-Йорк, и она не возражала, если кому-нибудь из жителей Нью-Йорка нравится смотреть на нее.
– Я хорошо провел время, – сказал он.
– Я тоже, – ответила она достаточно искренне.
– Я тебе позвоню.
– Отлично.
Позвонит, не позвонит… Не важно.
Поскольку она не удосужилась встать, он ушел сам. Услышав, как хлопнула дверь квартиры, Симона надела рубашку и вышла, чтобы ее запереть.
Затем направилась в ванную. Крошечная квартирка, которую они снимали на пару с Ми, могла похвастаться двумя спальнями и располагалась довольно близко к университетскому городку, что компенсировало подъем пешком на четвертый этаж, проблемы с горячей водой и немалое бремя ежемесячной арендной платы.
Зато они вместе, в Нью-Йорке. И порой забывали о призраке подруги, которой с ними не было.
Симона смыла с себя секс, подставила голову под слабые струйки чуть теплой воды. Она остригла волосы коротко, а недавно покрасила их в цвет спелого баклажана. И от этого чувствовала себя немножко другой.
Ей нравился Нью-Йорк, нравились толпы, спешка, шум, суета. И – наконец-то! – свобода от родительской критики, их требований и ожиданий.
Приехала она сюда для того, чтобы исполнить мечту Тиш.
Ей нравилось в Колумбийском университете, она усердно училась, чтобы туда попасть; но поступила сюда, чтобы стать частью мечты Ми.
Жить в заимствованной мечте все же лучше, чем оставаться дома, где все напоминало о беде. Где мать смотрела на ее выбор цвета волос с озадаченным неодобрением, а отец изучал ее встревоженным взглядом и делано небрежно спрашивал, как дела.