Яков без уговора выпил свою порцию — так согревались сплавщики в дни большого паводка на Ножеме. В целебное действие спирта поверил и Георгий; приятное тепло прошло по телу, слегка закружилась голова, потянуло ко сну. Алексей откуда-то принес охапку сухих дров для костра. Присев на пенек поближе к огню, Яков проворно развязал шнурки, вылил из ботинок воду, снял брюки, отжал и хотел их снова надеть. Антон отобрал у него брюки, заставил снять гимнастерку и белье. Затем он старательно отжал мокрое белье гимнастерки, брюки и повесил сушиться над костром. Подростки наперебой предлагали искупавшимся сухое белье — кто носки, кто рубашку. Спирт начал действовать сильнее. Яков повеселел — и было от чего. Его окружили товарищи, все босые, а по обе стороны костра стояли ботинки, начиная от самых маленьких, тридцать четвертого размера, и кончая сорок первым. Отказаться переодеться — это значило кровно обидеть ребят, и Яков взял у Антона носки, брюки у Сафара, гимнастерку у Анатолия, а сапоги — наугад. Это были ботинки Митрохина со стертыми металлическими подковами на каблуках. Сообща одели и Георгия.

В училище возвращались строем. Во главе колонны шла тридцать четвертая токарная группа. В соревновании она обогнала бригаду Митрохина.

Ольга Николаевна встретила колонну еще в парке. Она крепко рассердилась на Максима Ильича за шутку, что невская ванна закалит ребят. По ее настоянию Яков и Георгий были немедленно положены в изолятор. Варя измерила обоим температуру, напоила горячим чаем. Засыпая, Георгий слышал, как Ольга Николаевна стыдила кого-то из ребят за попытку пробраться в изолятор через форточку.

10

В большую перемену ремесленники любили кататься с ледяной горы. Санок не хватало, и был установлен порядок — прокатился, отдай их товарищу, а сам становись в очередь. Обычно Яков первым ухитрялся приходить к горушке, а как-то прибежали ребята кататься, смотрят — нет Якова. Потом видят — Яков несет на плече два: гладких столбика и баранку от руля грузовой машины. Сзади плетется Сафар с лопатой и мотком смоленой веревки. Один столб они врыли у подножия горы, а второй, с баранкой, установили наверху. Несложная механизация ускорила подъем саней. Ребята предложили Якову всю зиму кататься вне очереди, но он решительно отказался. Сафар был бы не прочь воспользоваться добротой товарищей, да постеснялся: ремесленников не проведешь, догадываются, чья идея.

В понедельник выдался морозный солнечный день. С вечера политая горка блестела как зеркало — не хочешь, а не пройдешь мимо, потянет прокатиться. Не устоял и Вадим. Ольга Николаевна не узнает, рука почти совсем зажила. Вадим, установив санки, приподнял ногу, чтобы посильнее оттолкнуться, как позади услышал крик:

— Обожди, Вадим, есть новость!

На горушку подымался Митрохин, запыхавшийся, потный. Вид у него был такой, будто он сдал экзамен на пятерку. Митрохин вытащил из-за пазухи книжечку, бережно погладил цветную обложку.

— Здесь про тебя написано…

Вадим привстал, санки помчались вниз с горушки без седока. Рассыпалась очередь. Ребята тесно окружили Вадима и Митрохина.

— Читай вслух!

— Правильно.

— Всем интересно. Читай!

— «…С «гранаты» — так бойцы прозвали высоту «564» за ее вытянутую форму и узкий спуск, густо заросший молодым ельником, — читал Митрохин, — хорошо просматривалось поле между наблюдательным пунктом танкистов, разместившимся в подвале водонапорной башни, и развалинами заводского корпуса. Дальше в глубь обороны шла крытая, искусно замаскированная траншея.

Разведчики противника выследили, что в наблюдательный пункт прошли офицер и связной. Это был командир танкового полка Камчатов и воспитанник полка Вадим. Как только они выбрались из укрытия, снаряд со свистом пролетел над башней и разорвался на середине поля, вздыбив мохнатый столб грязи. Слева послышался еще разрыв, третий снаряд ударился в громоотвод, разорвался в воздухе.

— Накрыли, Вадим, ложись! — приказал Камчатов и сам бросился на землю.

В воздухе появились наши штурмовики. На бреющем полете, едва не касаясь брустверов, «илы» пронеслись над вражескими окопами. У залива самолеты развернулись. Огневой налет прекратился, но одно орудие еще продолжало стрелять. Прижимая разгоряченные лица к земле, Вадим и Камчатов ползли. Вскоре Вадим почувствовал, что ползет один. Камчатов лежал неподвижно и не откликался. Вадим пополз назад. Полковник был ранен, из рукава его шинели бежала струйка крови. Вадим втащил Камчатова в еще осыпающуюся воронку, лезвием безопасной бритвы разрезал шинель, гимнастерку, надорвал индивидуальный пакет, перевязал рану. Оказал помощь. Вадим задумался, как вытащить командира из опасной зоны. Из рассказов бывалых воинов он знал, что вторичное попадание невозможно в одну и ту же точку. Но воронка — все же плохое укрытие от осколков снарядов. Отлеживаться до темноты нельзя и по другой причине — Камчатов не приходил в сознание. Попадет земля в рану, может случиться столбняк, нужно торопиться сделать прививку.

Скинув с плеч плащ-палатку, Вадим с трудом перевалил Камчатова на брезент, смастерил лямку и надел ее через голову. Он полз, прислушиваясь к свисту снарядов и вою мин, и укрывался вместе со своей тяжелой ношей в ближайшей воронке. Все поле было не больше четырехсот метров, а одолел его Вадим только через час…»

На последней странице книжечки была напечатана выписка из приказа по Ленинградскому фронту. За спасение своего командира младший сержант Хабаров награжден орденом Красной Звезды.

С того дня книжечка про подвиг Вадима, обернутая в целлофановую обложку, не залеживалась в тумбочке Митрохина. Все училище читало ее.

11

В круглой печке догорали дрова. Угасающее плана бронзовым загаром золотило лица девушек. Оленька, вышивая надкроватный коврик, негромко пела старинную песню про Ермака. Ей оставалось вышить только глаза дворняжке, подстриженной под льва, как в коридоре послышались шумные мужские шага. Девушки отложили рукоделие. Кто это может быть? У Николая Федоровича шаг легкий. Добрынин? В комнату вошел Савушкин. Он бросил неодобрительный взгляд на вышивку и усмехнулся: — В мещанство впадаете. Скоро канареек заведете.

— Давно собираемся купить канарейку, не скажете ли адрес магазина? — съязвила Оленька. С первого дня знакомства она питала к комсомольскому секретарю открытую неприязнь. — Заодно не скажете ли, где получите консультацию о птичьем рационе?

Савушкин, не отвечая, вытащил из портфеля папку с наклейкой: «Разные дела».

— Которая из вас Татьяна Загорушина?

— Заблудились, — глаза Оленьки озорно блеснули. — Нечасто у нас бываете. Таня живет у тети.

— А ваша фамилия?

— Жукова.

— Правильно. Вспомнил. Товарищ Жукова, вам есть поручение от комитета. Паренек один захворал. — Быстро перелистав бумажки, Савушкин отыскал инструкцию, оттиснутую на ротаторе, и подколотый к ней конверт. — Нужно навестить товарища, комсомольский долг обязывает.

Положив