Нет, все-таки он очень подозрительный тип… Конечно, у него-то самого нет никаких мотивов для ее убийства. Но ведь его могли нанять… Вообще-то это неплохая мысль: нанять для ее убийства хозяина отеля. У того наверняка здесь все схвачено, никаких неприятностей из-за исчезновения очередной туристки не будет. Ее босс при всех его международных связях в Европе мог запросто выйти на подобного типа…

Итак, сегодня, если она не бредит и у нее не паранойя, на Лиз покушались как минимум два раза. Если не считать цветочного горшка. Многовато для одного дня, чтобы быть простой случайностью. И, что удивительно, все происшествия — в районе отеля или неподалеку от него. Элизабет остановилась и, глядя хозяину прямо в глаза, четко сказала:

— Элизабет должна умереть!

— Я извиняюсь, кто такая Элизабет? — удивился Георгиу очень искренне и взглянул на нее добрыми шоколадными глазами, похожими на глаза ее пуделя Сэма.

Лиз даже показалось, что в этих его собачьих глазах промелькнула смешинка, словно она удачно пошутила и ему очень хочется рассмеяться.

А может, он притворяется, причем весьма искусно? Греки — великолепные артисты со времен Эллады. Недаром они придумали греческий театр. Да, похоже, этот тип — крепкий орешек. И еще у него хватает наглости ее так бесцеремонно разглядывать. Лиз устыдилась своего глупого эксперимента, накинула на плечи прозрачное парео, расписанное райскими цветами, и, пробормотав что-то дежурное про море и погоду, поспешила в номер.

Звякнул мобильник. Лиз надеялась прочитать очередное послание от Эми, но на этот раз ей писала не дочь.

Лиз, отнесись к этому серьезно. Если вернешься ко мне, все будет по-другому. Отвечай немедленно. Иначе крепко пожалеешь. Майк.

Поздно, Майк, подумала Лиз и стерла сообщение бывшего мужа. К счастью, в мобильнике оказалось еще одно послание, смягчившее неприятное впечатление.

Сэм скучает и грызет твои тапочки.

Это пришла очередная эсэмэска от дочки.

Лиз наконец улыбнулась: оказывается, она уже успела соскучиться по детям и по дому. По своему дому. Прилегла на минутку, чтобы помечтать о сыне и дочке, мысленно погладить верного Сэма, и не заметила, как уснула в обнимку с мобильником.

— Мама, мамочка, взгляни, какая красивая ракушка! — Дочка бежала по кромке прибоя и настойчиво звала ее звонким, слегка картавящим голосом.

Босиком, в коротком белом платьице в мелкий цветочек, с длинными каштановыми волосами, развевавшимися на ветру, Эми выглядела трогательно и беззащитно. У Лиз защемило сердце от нежности. Во сне она совершенно не удивилась тому, что дочка оказалась здесь, рядом с ней, на далеком греческом острове. Как здорово, что можно вместе с Эми видеть это сияющее море, эти цветущие рододендроны и розы, вдыхать терпкие и пряные островные запахи. А главное, не волноваться, как там она, ее девочка, на другом континенте.

О, да она здорово повзрослела за последнее время, вон и грудь налилась, внезапно подумала Элизабет, а выражение мордашки такое, как у курочки, которая снесла первое яичко.

За последний год Эми превратилась из хорошенького бэби в гадкого утенка. Лоб и подбородок расцвели красными прыщиками, светло-каштановые волосы, раньше такие пышные и кудрявые, стали быстро пачкаться и падать на лоб сальными прядями. Разве что зеленые, русалочьи, доставшиеся по наследству от мамы глаза оставались прежними: большими, сияющими и всегда немного удивленными.

Характер Эми тоже резко изменился за последний год. Прежде веселая хохотушка, дочка все чаще становилась невыносимой. То обижалась на весь свет из-за нового прыщика, то кричала, что над ней все смеются в классе, то старалась одеться во что-то, с точки зрения Элизабет, чрезвычайно безвкусное и нелепое, чтобы выглядеть на школьной дискотеке взрослее своих лет.

А недавно Лиз застала Эми, когда та примеряла тот самый, «тайный», сексуальный комплект белья, купленный Лиз для себя «на всякий случай»: черный с красным кружевом лифчик и черные же с красным кружевом трусики-стринги. Все это было девочке явно не по размеру и уж конечно не по возрасту. Лиз отобрала у дочки кружевные вещички и строго-настрого запретила их надевать. Эми тогда билась в истерике, рыдала, топала ногами и исступленно доказывала, что она уже достаточно взрослая, чтобы носить такое белье.

— Раз ты говоришь, что с наступлением менструации можно родить ребенка, то и одеваться я теперь должна, как взрослая женщина, — безапелляционно объявила она.

В тот момент Лиз поняла: самые разумные доводы сейчас бесполезны, будь она хоть Цицероном. Дочь все равно найдет свои собственные подростковые аргументы, лишь бы настоять на своем. Да уж, авторитет подружек в таком возрасте гораздо важнее авторитета матери. А кое-кто из них, по словам Эми, только такое белье и носит. Впрочем, трусики — не самое главное, лишь бы пупок или нос не прокалывала. Вон одна из подружек дочери, толстая блондинка Кэрри, проколола язык и украсила его стальными шариками. С тех пор Лиз избегала задавать Кэрри вопросы, чтобы не видеть этот ужасный язык. Лиз всегда испытывала трепет перед человеческим телом, особенно перед таким юным, как у Эми и ее подружек, и очень расстраивалась, когда это совершенное божье творение уродовали пирсингом или татуировкой. Однако тогда, в разгар скандала, она решила: самое разумное — отвлечь дочь от разных глупостей. Она сама виновата: слишком мало времени уделяет своей девочке. Может быть, стоит купить что-нибудь вкусное и просто посидеть с ней вечером рядышком на диване и, никуда не торопясь, посмотреть вдвоем телевизор…

Обняв и поцеловав Эми, Лиз сказала ей, что очень любит свою единственную дочку и желает ей счастья, а главное — большой любви, которая к ней обязательно придет. Но не сейчас, немного позже. Надо только набраться чуть-чуть терпения. Потому что не за горами самое удивительное превращение, которое уготовила женщинам природа: скоро Эми превратится из гадкого утенка в прекрасного лебедя.

— Как ты можешь, мама, такое говорить?! — неожиданно Эми зарыдала с новой силой. — Я никогда не доживу до большой любви, я не смогу ждать целых четыре года! Это же колоссальный срок, мамочка! Так мало времени отпущено женщине природой! В двадцать я буду уже старухой!

— Ты потом сама с улыбкой вспомнишь свои слова, Эми, — сказала Лиз, вытирая ей слезы большим кухонным полотенцем — оно очень кстати подвернулось под руку, — у тебя впереди еще много-много лет женского счастья.

— Не надо врать мне, мамочка! — снова зарыдала Эми. — Любовь — те же красивые сказки, которые взрослые придумывают себе в утешение. У тебя-то самой никакой счастливой любви и в помине не было, я это точно знаю. Видела, как ты мучилась с отцом, как вы ненавидели друг друга. И не говори мне, что ты когда-то его любила! Как можно любить такого пьяницу!

— Ну, во-первых, он был таким не всегда, — попыталась прервать ее Лиз. — Когда-то Майк выглядел весьма неплохо, по нему сохло немало девушек… И потом, не забывай, он все-таки твой отец.

— Если у меня будет такой парень, как мой папаша, я сойду с ума! — объявила Эми. — Тут я недавно читала одну умную книжку, в ней написано, что дети всегда повторяют сценарий родительской семейной жизни. Значит, Боб будет в своей собственной семье постоянно скандалить и издеваться над женой, а мне придется долгие годы терпеть выходки моего муженька. Вы с отцом запрограммировали наше будущее, мамочка! Это вы во всем виноваты! А ты сама… Я очень давно не видела тебя счастливой.