Подполковник ГРУ. Ничего страшного – даже в постели с ней. Офицеров военной разведки полно и в посольстве. Они не кусаются. Они не контрразведка. Еще вчера вечером он связал появление этой женщины с коварством Зиновия Штерна. И все по одному и тому же делу, от которого вновь зажглись проклятые лампочки за щеками. И как прикажете отделить одно коварство от другого, обнаженного и трепетного, послушного и благодарного? Все в одни ворота.

«Ты была в душе?» – «О-о... Совсем забыла».

Сбросив оцепенение, Борис нарочито медленным движением укрылся одеялом.

Нет, все-таки жаль его, качнула головой Ухорская, подходя ближе. Но резать придется.

– Слушай меня, мой милый мальчик, – мягко начала она, постепенно набирая обороты. – У тебя куча проблем. Одну из них сегодня ночью мы удачно решили. И другие, надеюсь, решим. Я не собираюсь давить на тебя, я просто делаю тебе предложение: ты работаешь на меня, а я на тебя. Если ты не согласен то проваливай ко всем чертям.

– Вы...

– Называй меня на «ты», как прежде. Мне это подходит.

Рощин не знал, что сказать, и зацепился за одну фразу Полины.

– Ты сказала, что согласна работать на меня. Как это понимать?

– Я хочу получить от тебя качественную информацию, и, чтобы быть до конца уверенной в ней, мне придется... Не перебивай меня! – Ухорская пресекла попытку Рощина оборвать ее. – Мне нужно качество, понял? Вот за него я должна побороться. Что скажешь насчет неких негативов, которые есть у Штерна?

– Откуда ты...

– Я из ГРУ. – Ухорская, помогая выразительным движением бровей, лаконично прервала Рощина. – Я знаю больше тебя и Штерна, вместе взятых. Давай, давай, приходи в себя, спрашивай, настаивай, требуй! Учить тебя?

Рощин мотнул головой и сказал себе: «Ладно. Буду настаивать, требовать».

– Мне нужны гарантии, что с негативов, которые ты обещаешь достать, не будут сделаны снимки.

– Дорогой мой, думай, о чем говоришь! Конечно, сделаем. Конечно, отправим на хранение – временное или нет, будет зависеть от тебя. Ты где предпочитаешь их хранить, у Штерна или у нас? Какой банк ты выбираешь, отечественный или иностранный?

– Сука! Ты такая же, как Штерн.

– Да, я сука. Но я лучше Штерна, – похвалила себя Ухорская. – А теперь скажи себе: «Пора соглашаться» – и начинай сотрудничать со мной.

– Кто еще знает о снимках?

– Открыто можешь улыбаться всем, кроме Серегина и Киселева.

– Так, понятно... Зачем все это? – Рощин обвел глазами мятые простыни. Получилось, как у Ухорской, когда она в ресторане окинула взглядом сервировку стола. «Так я отдыхаю от работы. Большой коллектив, суета, шум». О-о – громадный коллектив, «большая родня».

– Сто причин, – ответила Ухорская, пожимая плечами. Ему не обязательно знать, что он взволновал ее в первые минуты их знакомства. Поймет ли он ее, женщину? Вчера он понял ее руками, на ощупь, читал пальцами ее желания, разгадывал губами все ее тайны. Как об этом сказать? Да и не нужно. – Сто причин, – повторила она. – Одна из них: ты симпатичный парень. Ты мне сразу понравился. Потом – еще больше. Ты знаешь, что нужно женщине. Ты – один из тысячи. Я серьезно. – Она опустилась на кровать. – Иди ко мне.

Она была похожа на кошку, которая, мурлыча, позволяет самцу приблизиться, а после показывает зубы и выпускает когти. И, заигрывая, снова подзывает самца.

У Рощина голова шла кругом. Утренние ласки этой женщины превосходили, казалось ему, все, что было ночью. Она открывала ему объятия и дарила надежду. Нет, она не умерла, она притворилась мертвой. И он вдруг, словно слыша мысли Полины о своих руках и ее желаниях, но ничего не находя в них про слова, восполнил этот пробел, прошептав ей на ухо:

– Я люблю тебя.

Эти слова были для нее, и только для нее.

Она ответила ему горячим шепотом:

– Учти... я тебе это припомню.

Холстов назвал шаг Ухорской, решившей идти на прямой контакт со Штерном, полным безумием.

– Я отвечаю за операцию, – надавил он, гоняя желваки.

– Половинка моя, – усмехнулась Полина, – мы оба в ответе за все. А теперь вспомни все, что касалось контакта с Рощиным. Что ты сказал, ну? Что тебе, мужику, претит идти на контакт с «цветным» дипломатом.

Ухорская сидела в кресле, одетая в атласный янтарный халат. В одной руке стакан с апельсиновым соком, в другой дымящаяся сигарета, взятая из пачки «Мальборо», оставленной Рощиным. На журнальном столике, пристроившимся между кресел, стояла початая бутылка коньяка, две рюмки и фрукты в вазе.

– Ты когда-нибудь доиграешься, – предостерег напарницу Холстов, словно предвидел будущее. – Сама-то ладно, других за собой потянешь.

– Не кипятись, Толик, я только предложила. Будем руководствоваться данными, полученными от Рощина.

– Как ты можешь быть уверенной в нем? Посмотри на себя, ты в себе-то не уверена. Я лично запрещаю тебе всякое самовольство. Ей-богу, я уже начинаю жалеть о нашей совместной работе.

Полина выпустила в сторону Холстова облако дыма.

– Знаешь, одному я уже сказала: не нравится, катись ко всем чертям. Ты прав: ты старший. С тебя спрашивать будут. А я постою в уголке и послушаю, чем ты будешь отбиваться. Но запомни: если ты сделаешь ссылку на то, что тебе в напарники досталась женщина, я набью тебе морду прямо в кабинете шефа. Проваливай, мне нужно одеться. На будущее: в следующий раз принеси цветы в номер.

– Что толку?

Холстов, идя по коридору, еще долго слышал хрипловатый смех, доносившийся из комнаты вульгарной особы. Она сказала Рощину: «Катись ко всем чертям»? Не верится. Что-то долго он катился, выкатился лишь под утро и, ничего не подозревая и, похоже, ничего не видя, прошел мимо бдящего в оживающем холле «Шератона», построенного американцами, подполковника Холстова.

Издержки оперативной работы.

Москва

Собираясь в дорогу, Алексей Хайдаров отчего-то остро пожалел, что складывает вещи в дорожную сумку, а не в вещмешок. И еще об одном пожалел, что расстался с командиром части на повышенных тонах, а с временными подчиненными вообще не попрощался. Собственно они ему никто, он вообще никого из них никогда не увидит. Может быть. Досадовал на себя, на то, что в его жизни что-то сложилось не так. Он не завидовал другим, более устроенным в этой жизни людям – своим одноклассникам, к примеру, большинство из которых стали так называемым средним слоем населения. Ездят на средних машинах – в основном джипах, живут в таких же усредненных квартирах. А у Хайдара даже квартиры нет, лишь комната на Южнопортовой. Жены нет. Была. Алексей называл ее Дезинфекцией. Ходила, как Майкл Джексон, берегла себя то от солнечных лучей, то от лютого мороза. Массажи, кремы, журналы, тряпки... Тьфу!