об этой своеобразной стороне иудаизма? «Из области современного Христу иудаизма, чрезвычайно многообразного и многостороннего, — говорит Гункель, — Мы знаем только незначительную долю того, что было на деле. Много традиций, именно потому, что они были тайными, подпольными традициями, остались совершенно неотмеченными в современной науке. Это вообще чрезвычайно знаменательно. Современные исследователи очень склонны к предположениям, что мысли и представления, не обнаружившиеся в дошедшей до нас иудейской письменности, не существовали вовсе». Под Иисусом следует разуметь, как это еще отчетливей выяснится дальше, не просто первосвященника пророка Захарии или преемника Моисея, призванных возвратить израильтян на родину и имеющих на своих образах совершенно явственный мессианистический отпечаток, но то имя, которое было общераспространенным в Древности для обозначения целителей, покровителей, врачующих, носителей благодати, везде удивительно похожих по своему облику на христианского спасителя. «Иисус, как это заметил Эпифаний в своей «Истории ересей», на древнееврейском языке очень часто обозначает «целителя», «терапевта». Целителями, особенно духовными, считали себя терапевты и эссеи. Поэтому отнюдь не представляется невероятным, что они и своему сектантскому боту поклонялись под именем «Иисуса». В одном недавно найденном и изданном Весли папирусе мы читаем: «Заклинаю тебя именем бога евреев Иисуса». Эти слова относятся к своего рода «еврейскому Логосу», точному историческому памятнику, не имеющему на себе никаких следов христианского влияния и приписываемому его исследователем «чистым», тем самым, под которыми, по Дитриху, следует понимать эссеев или терапевтов. По имени Иисуса или; «отрасли от корня Иессеева» называли себя также и иессеи или иессеены. которые, с одной стороны, были родственны по духу ессеям, а с другой — назареям или назореям, однако, не будучи с ними вовсе тождественными. Иессеи, как показывает Эпифаний, существовали задолго до Христа и ничего не знали о нем, назареи же (назарены — такое же видоизмененное слово назареи, как эссены — видоизмененное слово эссеи) назывались так потому, что они поклонялись «демиургу», «сыну божию», как стражу и хранителю (по-сирийски — назариа, по-еврейски «ha-nosri» (страж — вспоминается «страж Израиля», а также Митра, который тоже почитался «хранителем мира»). По «Деяниям святых апостолов» (24, 5) первые последователи Христа тоже назывались назореями или назареянами. Поэтому уже с самого начала слова «Иисус» и «Назорей» сделались тожественными, и Иисус стал называться «Назореем» отнюдь не потому, что он, будто бы, муж из Назарета (по евангелию), а потому, что слово «назорей» означало хранителя, целителя и спасителя, каким должен был являться Христос.

В том, что вообще существовало в дохристианскую эпоху какое-нибудь поселение под названием Назарета, приходится сомневаться очень серьезно. Ни в ветхом завете, ни в талмуде, который упоминает более шестидесяти галилейских городов, ни у иудейского историка Иосифа, ни в апокрифах это место и название не упоминаются вовсе. Хейне считает себя вправе прийти к заключению, что Назарет в новом завете является просто географической фикцией. Как обозначение географического пункта, Назарет упоминается в новом завете только в более поздних наслоениях христианского предания, тогда как в более ранних «назореем» является сторонник Христа, или это был эпитет Иисуса, обозначавший роль, какую он играл в религиозных представлениях его почитателей. «Назорей» в «новом завете» имеет тот же смысл и значение для полного имени Иисуса, что «Ксениос» для имени Зевса, «Психопомп» для Гермеса, «Пифий» для Аполлона и т. д., т. е. является эпитетом, обозначающим «стража мира», хранителя и спасителя людей от греха и демонов, но вовсе не прозвищем Христа, основанным на имени совершенно неизвестной деревни Назарета, что противоречило бы веем установившимся для подобных случаев манерам и обычаям. После всего этого Назарет кажется просто позднейшим измышлением, внесенным в новый завет для того, чтобы, не мудрствуя лукаво, объяснить термин «Назорей»[7]. Да и в евангелии «градом Христа» является Капернаум, тогда как Назарет никакой роли в жизни Христа не играет. В тех местах у Матфея (13, 53 — 58) и у Марка (6, 1 — 6), где рассказывается, как из-за неверия народного Иисус мало преуспел со своими чудесами в своем отечестве, совершенно не указывается, что следует разуметь под «отечеством», — место рождения Христа Назарет, или что другое. Соответствующее место у Луки (4, 16 — 31) упоминает, правда, Назарет, но это противоречит более старым вариантам Матфея и Марка, а потому это упоминание должно быть отнесено к позднейшей переработке третьего евангелия.

Выражение «нацар» или «нецер» в смысле «отрасли», «ветви» встречается не только в упомянутом уже месте (11, 1) у пророка Исайи, где мессия назван «отраслью из корня Иессеева, — у пророка Захарии (3, 8; 6, 12), первосвященник Иошуа тоже назван «отраслью». Является ли «отрасль» символом спасителя, как бога жизни и роста, подобного Митре, малоазиатскому Мену, Аттису, Аполлону и т. д., — тогда, может быть, в эпитете «Назорей» выражен именно этот символический смысл Христа. «Он Назореем наречется» — это означает вовсе не то, что «он» получит это название по не существовавшему, вероятно, во времена Христа населенному пункту, но что он есть та самая «отрасль», о которой «речено было через пророков», которая обновит все и вся на земле, при которой наступит та пора, когда люди «будут приглашать друг друга под виноград и смоковницу», когда «покажется чудесный росток». Не исключена, впрочем, возможность, что имя «назареев» слилось с именем тех «посвященных богу», «святых», «назиров», которые в иудействе являлись пережитком времен кочевничества и выражали свое отвращение к высшей культуре завоеванной страны своей простой и «чистой» жизнью, своим воздержанием от масла, вина, ножниц.

Таким образом, Иисус (Иошуа) был первоначально посредником, спасителем тех дохристианских иудейских сект, существование которых позволяет считать иудаизм в отдельных его направлениях, относящихся к этой эпохе, синкретической религией. И Откровение Иоанна после этого выступает перед нами, как христианская переработка иудейского подлинника, относящегося к какому-нибудь дохристианскому культу Иисуса. Иисус Апокалипсиса не имеет ничего общего с христианским Иисусом, а весь комплекс представлений этого произведения настолько чужд первоначальному иудаизму, что объяснить его и понять можно, только допуская наличность влияния языческих религий на иудейскую. Так же обстоит дело и с так называемым «Учением двенадцати апостолов». В этом сочинении тоже ясно обнаруживается иудаистская первооснова, в нем тоже говорится (в связи со словами Христа на «тайной вечере») о таком Иисусе, который отнюдь не является христианским Иисусом. Понятно, позднейшее христианство постаралось накинуть покрывало забвения на все первоисточники христианства, но, несмотря на это, Смиту в его книге «Дохристианский Христос» удалось открыть еще целый ряд следов, которые в «новом завете» указывают на существование очень древнего культа Иисусова. Таким образом, знаменитая фраза «ta peri tou lesu» (дела,