— Хей, тут есть кто-нибудь? — спросила я на норшвайнском. Не дождалась ответа и обернулась к Берти: — Давай, наверное, не будем особо хозяйничать? Владелец может не обрадоваться незваным гостям, когда вернется.

— Таким-то гостям, да не обрадоваться? — усомнился Берти, слой за слоем разматывая длиннющий желтый шарф, от которого кусками отваливались твердые снежные комочки.

Вдруг из дальнего угла избушки к нам рванула метла — и стала старательно убираться.

Ага! Значит, хозяин — колдун. В принципе, логично: никто другой не стал бы жить в такой тотальной изоляции. И скучно, и страшно. А колдуна, может, деревенские и сами выгнали… Не очень-то нас любят в северных землях.

— Спасибо! — сказал Берти, когда к нему, вслед за веником, прилетели теплые тапки.

Мне таких не досталось. Точнее, мне не досталось вообще никаких.

Из чего делаем вывод:

— Либо колдун живет тут один, и больше домашней обуви нет;

— Либо повторяется история с сольвеггой: третья сила сочла Берти похожим на себя и потому «достойным», а меня — не очень.

Но что общего есть у детектива и тапка?..

Я задумчиво покосилась на Голден-Халлу. Попутчик поймал мой заинтересованный взгляд и тотчас расплылся в такой лучезарной улыбке, что я забыла о том, что там пыталась выяснить.

Вот прах! Это какое-то очень опасное обаяние! Больше не буду на него смотреть: вдруг совсем перестану соображать?

— Тебе что-то в глаз попало? — посочувствовал Берти, заприметив, как отчаянно-строго теперь я таращусь в стену. Я сказала, что это просто ресничка, отвергла предложение «помочь вытащить» и со вздохом поставила крест на своем недолгом эксперименте «Не-Смотрения».

После этого мы наконец разулись и прошли к теплой лавке возле изразцовой печи. Сели на нее в рядок, как послушные ученики, и принялись ждать местного жителя.

Кажется, в доме были зачарованы все или почти все вещи: едва мы устроились, суп в печке налился в плошки и прилетел, снабженный краюхой хлеба. На стол из серванта выполз кувшин с горячим морсом из снежной черники и два стакана. Они упрямо наполнились под мое смущенное «Да не стоит!», а потом зависли у нас перед носами, но в руки не давались до тех пор, пока суп не был съеден полностью…

Какие строгости!

За окнами усиливался буран. Красно-зеленые цветные стекла — эдакие витражи на минималках — вдруг расцветились узорами снежных роз. Резко стемнело. Искристый перепляс был тут как тут. Шторы на окнах задернулись сами собой: чтобы, не дай небо, к нам не заглянула Белая Леди.

— Прах, а если он не успеет вернуться? — я всерьез забеспокоилась о неведомом хозяине избушки.

— О нет. Ты что, предлагаешь идти спасать неизвестно кого неизвестно где? — ужаснулся Берти. В его интонации однако мне почудилось восхищение.

— Нет, но… Ой. Это еще что?

Баранки, лежавшие на столе в плетеной корзинке, вдруг повыпрыгивали оттуда одна за другой и стали шустро, нервно ломаться на маленькие крошащиеся кусочки.

— Хлебное самоубийство? — предположил Берти.

Кусочки между тем запрыгали по скатерти, как элементы пазла, очевидно складываясь в некую надпись…

«Вы можете освободить нас?» — удивленно прочитала я на норшвайнлинге. «ПОЖАЛУЙСТА!» — добавили хлебные крошки.

— А вас — это кого?

И тотчас я почувствовала, как невидимые руки треплют мне волосы, щекотят под ребрами, сжимают ладони, а кто-то даже стукнул по коленке, как Мастер Нервов на приеме в Лазарете. В одно мгновение вокруг меня оказалась толпа невидимого народа.

Ну припыли!

Получается, хозяин избы увлекается «духовладением»…

То есть вместо того, чтобы зачаровать предметы для нужных действий, призвал и привязал к дому бестелесных существ, какими наполнен наш мир. Сделал их своими рабами.

И я даже не могу арестовать его за это! Ведь международные законы никак не комментируют «духовладельцев»: тема изобилует сложностями как эсхатологического, так и экономического характера, в которые я не берусь вникать. Так что юридические документы просто обходят этот вопрос стороной, полагаясь только на совесть граждан.

У колдуна из избушки с совестью было так себе, учитывая количество порабощенных душ.

— Сколько же вас тут! — поразился Берти. Одежду и волосы сыщика во все стороны дергало много-много невидимых созданий.

«ДЮЖИНА» — волнительно подсказали баранки. — «Освободите нас! Пожалуйста!».

Берти вздохнул:

— Это будет воровством, ребят. Давайте лучше дождемся вашего хозяина и попробуем провести воспитательную беседу.

— С помощью кочерги и магии, если потребуется, — пообещала я, достойная ученица своего наставника. — Я могу изобразить о-о-очень плохую гостью, когда припечет.

— «Это интересно! Но он не вернется!»

— Почему? — удивилась я.

— «Его душа давно вне тела: мы знаем».

— Оу?..

Мы с сыщиком переглянулись.

Все сборники по «Психологии Потустороннего» гласили: неоформленные духи не могут лгать. Зато состояние своего хозяина чувствуют на ура: через формулу, фиксирующую их в доме. Формулы, сделанные тяп-ляп, погибают вместе с чародеями. Но если привязать заклятье на какой-то другой источник энергии — тех же духов — то они, и впрямь, протянут куда дольше создателя. И будут до некоторой степени наблюдать за ним.

— Если их хозяин уже «того», — негромко проговорила я. — То очень грустно, что духи вот так продолжают по инерции готовить, убираться… — я бросила взгляд на кресло-качалку, где левитировали пяльцы, — И вышивать.

— Давай и впрямь отпустим их, — подумав, согласился Берти.

— Мы вам поможем! — объявила я, обращаясь ко всей комнате сразу. — Как попасть в Слепок Заклятья?

— «Вас туда перенесет, когда вы уснете. Спасибо!!!» — не замедлили обрадоваться духи-рабы.

— А если мы не хотим спать? — цокнул языком Голден-Халла.

На что баранки ответили категорично: «МОРС!».

— Ах вы маленькие жулики… — охнула я, глядя на уже опустевший стакан в своей руке и понимая, что голова моя начинает странно кружиться, мир слегка заваливается набок, а потом я, мирно засопев носом, скатываюсь с лавки на цветной половичок…

Что такое «Слепок Заклятья», спросите вы?

Сейчас расскажу… Дайте минутку, только свернусь на ковре поудобнее: не хочется отлежать бы себе что-нибудь важное…

Так вот.

Слепок Заклятья — это специальное иллюзорное пространство, благодаря которому чародей привязывает духов к своему дому. Что-то вроде сновиденческой тюрьмы, где тонкие вязи колдовства обретают форму настоящих кандалов.