и витиеватыми галереями. На обширной территории были высажены плодовые деревья, разбиты цветники, проведены дорожки, а в укромных уголках спрятаны уютные беседки. В центре поместья возвышался великолепный фонтан. Две его круглые чаши из зеленого мрамора располагались друг над другом и были увенчаны множеством узорчатых фигурок. Переплетающиеся струи воды переливались на солнце, оживляя окружающий пейзаж и создавая ощущение вечного движения.

С наступлением сумерек высокие гости и местные бароны расселись за обширным столом в саду. Заботливый хозяин усадил коронованную чету по правую руку от себя. Рядом с ними разместился молодой рыцарь де Шатильон, пользовавшийся особым доверием де Пуатье.

Глаза присутствующих разбегались от разнообразия кушаний и напитков, за их спинами хлопотали проворные слуги, сменяя блюда и наполняя чаши изысканными винами. Князь был большим любителем левантийской кухни и со знанием дела пояснял присутствующим тонкости запекания баклажан, жарки на раскаленных камнях мяса с рисом и баранины с дроблеными зернами, варки рыбы и нута23, готовки кунжутной пасты.

Постепенно языки пирующих развязались и за столом начались оживленные разговоры.

Людовик с душевным подъемом стал рассказывать о себе:

– Знаки святого паломничества, крест, посох и суму, я получил из рук папы Римского Евгения! Я препоясался истиной, облекся в броню праведности, взял щит веры и надел шлем спасения. А, главное – вооружился мечом духовным, который есть слово Господне!24

Он замолк, глотнул вина и поощренный взглядом де Пуатье, провозгласил:

– Я почту высочайшей честью положить свою жизнь на алтарь истинной веры!

Его близкий родственник и верный спутник в походе, граф Мориенский, с восторгом описывал свою сопричастность к религиозному подъему, охватившему христианский мир:

– Святой Бернар по благословению папы Евгения объехал многие страны с проповедью паломничества. Я помогал ему в моих землях и своими глазами видел, как прихожане, воодушевленные его речами, разрывали его облачение на полоски и нашивали их в виде креста на свои одежды! А потом я в сопровождении самых отважных рыцарей отправился в Палестину. Нас сопровождали крики верующих: «Омойте же мечи свои кровью неверных! Кто не сделает этого, будет гореть в геенне огненной!»

Граф Тоннерский был настроен не столь возвышенно:

– День за днем, месяц за месяцем шли мы среди враждебных племен, видели вокруг себя одну лишь смерть, и лучшие воины становились ее добычей! Проклятая мельница войны исправно перемалывала молодые жизни в прах земной, и каждый из нас мог стать ее жертвой…

Людовик, желая избавить своих подданных от пагубного уныния, воскликнул:

– Да, в походе погибло много паломников… Но жертвы были не напрасны: мы стоим на пороге праведного возмездия!

Он приложился к кубку с вином и за столом на мгновение воцарилась тишина.

Де Пуатье воспользовался возникшей паузой и придал разговору новое направление:

– Для христиан настало время испытаний, и оно несет многие печали… Но жизнь дарит нам и земные радости! Нужно отбросить грустные мысли и сделать шаг навстречу своему счастью, сколь бы коротким и призрачным оно ни казалось!

Он обвел гостей лукавым взглядом и спросил:

– О чем поет соловей в весеннем саду?

И сам же ответил:

– На Востоке вам скажут: «Он объясняется своей избраннице, багряной розе, в страстной любви!» И вы, славные рыцари, сегодня оказались в райском цветнике! Вас окружают прекрасные дамы, и они надеются на ваше внимание. Спешите восторгаться ими, угождать им и услаждать их, – и он пристально посмотрел на Алиенору.

Неожиданный взгляд князя застал ее врасплох. Казалось, он проник в глубину ее души и прикоснулся к самому сокровенному!.. С первой встречи она испытывала к де Пуатье необъяснимую внутреннюю симпатию, хотя и не выказывала ее наружно… Неужели он раскрыл ее тайну?! Она смутилась и потупила глаза.

Разгоряченный выпитым вином, Людовик принял куртуазный вызов князя:

– Райская роза изначально была белой, радуя мир чистотой, свежестью и непорочностью. Увидев ее, соловей не смог отвести от нее глаз. И забыл несчастный, что похоть очей ведет к вожделению плоти! И возгорелось его желание, и приник он к девственному цветку… И что же? Острый шип пронзил его сердце, и алая кровь оросила невинные лепестки. Так родилась багряная роза, воплощение страсти, блаженства и страдания.

Де Пуатье с недоумением спросил:

– Так значит, во всех чувственных грехах виноват соловей?

– Не только он! Иная багряная роза своим поведением напоминает легкомысленную бабочку, которая то ли из праздного любопытства, то ли из распутного желания, летит на манящее пламя свечи. Она кружит, кружит и кружит вокруг опасного огня… В конце концов ее восхитительные крылышки вспыхивают, и она сгорает!..

– Во имя настоящей любви можно не только пролить свою кровь, но и сгореть!

Король покосился на князя:

– Конечно можно!.. Но зачем?.. – он бросил на супругу пристальный взгляд. – Пылающая душа не погаснет до тех пор, пока не превратится в пепел!25 Не лучше ли истребить в себе пагубное вожделение? Святым Писанием нам заповедано: мужи должны молиться, воздевая чистые руки без гнева и сомнения, а жены в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, должны украшать себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою, но добрыми делами, как прилично женам, посвящающим себя благочестию!

Де Пуатье улыбнулся:

– Как можно идти против самой природы? Недавно я прочитал арабские стихи. Поделюсь с вами весьма любопытными строками из них:

Один ей снится сон: искрящиеся платья,

Мерцанье золота и жадных рук объятья.26

От такого откровения Людовик потерял дар речи. Впрочем, никто никого уже не хотел слушать. Гости возбужденно загудели, начали покидать свои места за столом и прогуливаться вокруг фонтана. Между благородными рыцарями и очаровательными дамами сами собой стали завязываться обольстительные разговоры. И никто из них не боялся уколоться о чьи-то острые шипы или обжечь свои нежные крылышки. Вокруг бушевала ранняя весна, пьянящие ароматы кружили головы и наполняли беспричинной радостью сердца. Казалось, сама природа звала к романтическим приключениям.

Алиенора была заинтригована словами князя и в ее голове пронесся вихрь спутанных мыслей: «О какой любви он говорил, и почему так посмотрел на меня?.. Это знак обычной учтивости или скрытое объяснение?.. И если объяснение, то в чем?..» Ее охватило смятение, она встала с кресла и отошла к фонтану.

Когда-то она прочитала роман о чудесных приключениях девушки по имени Фламенка27, выданной за старика. Ревнивец спрятал усладу своего остывающего сердца в неприступной крепости и только по воскресеньям вывозил ее в церковь. Слухи о небесной красоте затворницы в мгновение ока разнеслись по окрестным землям. Амор, легкокрылый творец любви, облетел города и