Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как это делается, сэр? – бойко спросила она. – Как вы устраиваете сверкающие чары?
– Ничего особенно интересного, – отмахнулся было мистер Краплак, но, увидев, как у слушателей разочарованно вытянулись лица, смилостивился. – Хорошо, сейчас покажу.
Он вытащил из кармана горстку камешков и, держа руки над столом, стал пересыпать их из ладони в ладонь. Слушатели придвинулись ближе и зачарованно уставились на его руки. И вдруг камешки засверкали! И не только засверкали – от них полыхнуло таким жаром, что у детей загорелись щеки, а пес, кролик, хомячки и загадочная птица в клетке забеспокоились и зашумели на разные голоса. Только крыса Босх, привычная к удивительному зрелищу, смирно сидела за пазухой у мистера Краплака.
Тот сжал кулак, и сверкание камешков погасло.
– Потр-р-рясающе! – вдруг проскрипела Эммина птица.
– Они могут быть опасны, – сказал мистер Краплак.
– А почему они вам руку не жгут, сэр? – спросил Чарли. – На вид-то камушки прямо раскаленные.
– Понятия не имею почему, но не жгут, – пожал плечами учитель, но суматоха привлекла внимание мистера Комшарра. Подойдя поближе к столу, он строго спросил:
– Кто тут беспокоит моих клиентов? Он имел в виду зверей и птиц.
Мистер Краплак уже открыл рот, чтобы честно во всем признаться, но хозяин «Зоокафе» вдруг что-то смекнул, приложил палец к губам и быстро сказал:
– Тс-с! Нет, ничего не говорите, сэр. Вы ведь один из них? – Подмигнув Чарли, мистер Комшарр поинтересовался у мальчика: – Ну как тебе Спринтер-Боб? По-моему, цветет и пахнет.
– Боб отлично выглядит, сэр! – подтвердил Чарли. – А с котами он как уживается?
– Превосходно, мой мальчик. Они большие друзья. Кстати, Огнецы последнее время очень интересуются вашим учебным заведением. Это неспроста. У вас там что-то неладно?
Чарли заколебался, потом глянул на мистера Краплака и решился.
– Да, – тихо сказал он. – Более чем неладно.
После чего мистер Комшарр был вкратце посвящен в историю с мальчиком-невидимкой и девочкой Беллой Доннер.
– Чтоб меня! – пробормотал мистер Комшарр. – То-то я смотрю, коты к вам так и рвутся.
В эту самую минуту в кафе ввалилась шумная компания – два светловолосых веснушчатых паренька и при них четыре черных пса самого свирепого вида, с тупыми мордами и массивными туловищами. Хозяева собак, рыхлые и неспортивные, судя по всему, не очень-то много времени уделяли дрессуре своих питомцев и вообще, кажется, толком не умели с ними управляться.
– Ротвейлеры, – мрачно определил Габриэль. – Чарли, следи за Бобом. Они забияки, так в драку и лезут.
Мистер Комшарр поспешил на помощь швейцару, поскольку четверка ротвейлеров уже с порога начала весьма бурно подавать голос. Спринтер-Боб заволновался, и из-под стола донесся его знаменитый раскатистый рык: пес не отказался бы бросить вызов наглым пришлецам, но не решался.
Дети поспешно допили сок, и Чарли, крепко держа Боба за ошейник, отвел его в заднее помещение кафе, от греха подальше.
– До следующей субботы, и веди себя прилично, – попрощался он с псом.
Но на пути к выходу из кафе дорогу Чарли преградили ротвейлеры. Теперь они не только рычали, но и щерили устрашающие зубы. Мальчик в нерешительности остановился.
– Извиняй, малец, – небрежно усмехнулся один из пареньков и без особой охоты оттащил псов в сторону.
Габриэль уже держал дверь нараспашку, и Чарли поспешно выскочил на улицу, едва не сбив с ног торчавшую у входа девчонку – Доркас Мор.
– Приветик, а ты что тут делаешь? – спросил он.
– Братьев жду, – отозвалась она.
– А своей зверушки у тебя нет? Или птицы?
– Терпеть их не могу, – сквозь зубы процедила Доркас.
Тут из кафе как раз вышел мистер Краплак, а за ним – Эмма с Оливией.
– Ах! – Доркас прижала руки к груди. – Надо же, и вы здесь, сэр!
Учитель живописи поспешно улыбнулся:
– Здравствуй, Доркас.
Но та уже крутилась около Эмминой клетки с неизвестной птицей.
– Ой, какая птичка хорошенькая, черненькая! Как называется?
– Это говорящий скворец-майна, – ответила Эмма, встревоженно следя за действиями Доркас. – Слушай, не надо…
Но было слишком поздно – Доркас уже сунула палец сквозь прутья клетки.
– Утю-тюсеньки! – просюсюкала она.
– Бр-р-ред! – сердито крикнул скворец и клюнул нахалке палец.
Доркас завизжала так, что земля содрогнулась и у всех присутствующих уши заложило.
Один из ротвейлеровладельцев немедленно выскочил из «Зоокафе» и спросил:
– Дори, ты чего? Что стряслось?
– Мерзкая, гнусная, вонючая птица! – завопила Доркас, потрясая пальцем. – Она меня клюнула!
– Ты спятила – таскать с собой хищных птиц? – напустился парень на Эмму.
– Молодой человек, не глупите, – вступился за девочку мистер Краплак. – Уж кто бы говорил! Вы привели сюда четверых ротвейлеров, и, заметьте, без намордников, а они гораздо опаснее безобидного скворца.
Братец Доркас стиснул кулаки и двинулся было на мистера Краплака, но потом передумал и убрался в кафе, бросив:
– Не реви, сестренка, мы сейчас вернемся.
Сестренка уже и не думала реветь, но, когда Эмма попыталась извиниться за поведение скворца, никаких извинений и слушать не пожелала.
Остальные вежливо попрощались с Доркас, но она только показала им спину и осталась у входа в кафе, сердито посасывая пострадавший палец.
Отойдя от «Зоокафе» на безопасное расстояние, мистер Краплак заговорил:
– Ребятки, я вас очень прошу – не предпринимайте больше никаких попыток спасти Рики. Хватит вам рисковать.
– Но… – попытался возразить Чарли.
– Никаких «но». Затея слишком опасная, – серьезно сказал мистер Краплак. – Поверьте, я знаю, о чем говорю. Эмма и Чарли, я и так благодарен вам за помощь, но прошу вас на этом остановиться. Дальше уже мое дело. Договорились?
Пришлось согласиться, хотя очень не хотелось. Чарли тяжело вздохнул, Эмма вздохнула еще тяжелее, и мистер Краплак, помахав всем на прощание, свернул на ближайшем перекрестке по направлению к академии Блура. Эмма с Оливией двинулись в лавку Инглдью, а Габриэль с Чарли прошли вместе до следующего перекрестка.
Прежде чем расстаться с Габриэлем, Чарли поделился мучившими его подозрениями:
– Тебе не показалось, что Доркас за нами шпионила? Она вообще в последнее время сильно изменилась, и, по-моему, к худшему. Я как тогда увидел ее дома у теток, при Белле, все думаю: она совсем не такая, как мы думали. А какая – не знаю.