Марк Полонский уже ждал нас. Он еще издали заметил меня и принялся активно махать рукой, как будто мы были сто лет знакомы. На этот раз он забрал длинные волосы в хвост, а пурпурный платок на шее сменил на ядовито-лимонный. Но его улыбка оставалась такой же широкой и открытой.

— Женя, здравствуйте! А это ваш супруг? Рад, очень рад!

— Взаимно, — засиял ответной улыбкой Кронштадтский.

Мужчины с энтузиазмом пожали друг другу руки, и было видно, что оба ничуть не лукавят и чрезвычайно рады этому знакомству.

— Ваша жена меня очень выручила, — счел нужным пояснить Полонский. — Она ведь рассказала вам эту историю?

Кронштадтский учтиво кивнул. Ага, рассказала я ему, как же!

— Если бы не она… — продолжал Марк Полонский, но сам оборвал себя на полуслове: — Ох, ну что же мы стоим? Присаживайтесь! Я рискнул заказать без вас бутылку вина. Женечка, вы любите сухое красное?

Я кивнула и присела на стул, услужливо придвинутый моим псевдомужем. Нужно было как-то поддержать беседу, чтобы он не стоял здесь как безмолвный пень, и я поспешила спросить:

— Надеюсь, вам уже вернули багаж?

— Вернули! Все вернули! — воскликнул Полонский. — Ровно через час после вашего звонка прибыл служащий из аэропорта и привез чемодан.

Дальше беседа потекла легко и непринужденно. Сначала наш новый знакомый рассказывал об особенностях банковского дела в России, потом заговорили о Варшаве. Мой фиктивный супруг мастерски живописал красоты польских провинций и высказал ряд суждений о менталитете поляков, довольно отличном от менталитета русских, но и далеком от европейского склада ума. Совершенно неожиданно он поведал душещипательную историю о том, как его мать сбежала в Польшу с каким-то заезжим дипломатом, бросив своего малолетнего сына (то есть самого Антона Кронштадтского) на попечение бабушки. Врал он в этот момент или говорил чистую правду — кто его, прохвоста, разберет? В любом случае я слушала его рассказ с неподдельным любопытством: мой подельник оказался не только отчаянным аферистом, но еще и редкостным словоплетом.

Потом разговор пошел о том, кто в каких странах бывал, что видел, с кем знакомился.

— Женечка, вам доводилось бывать в японских чайных домах? — спросил меня Марк Полонский. — Только не в тех, где вот эти все показные церемонии для туристов, а там, куда любят наведываться сами японцы.

В ответ я только отрицательно покачала головой. В Японии бывала, да, но, помнится, мне там было не до чайных церемоний.

— А я несколько раз захаживал туда, — продолжал Полонский, — и, к своему удивлению, обнаружил, что в этих почтенных заведениях можно не только попить чайку. Несмотря на строжайший запрет азартных игр в стране, именно там можно сыграть в нарды, го или в карты на деньги.

— А вы азартный человек? — вдруг спросил Кронштадтский.

Ох, не рано ли он завел разговор об этом? Как бы нам не спугнуть нашего гостя! Не ровен час, он насторожится и предпочтет ретироваться!

Но Полонского нисколько не смутил подобный вопрос. Заезжий финансист откинулся в кресле и с задумчивым видом произнес:

— Азартный? Нет, скорее, любопытный. Легко увлекаюсь, люблю пускаться во всевозможные авантюры просто ради того, чтобы узнать, чем дело кончится. Это, знаете, такой драйв — почище игрового дурмана будет! Потому что для меня не в деньгах дело. Правда, могу похвастаться: я чертовски везуч! Обнаружил это еще в юности, когда с одногруппниками в карты играл просто ради забавы. Потом еще несколько раз в жизни приходилось садиться за покерный стол или играть в казино — и девять раз из десяти фортуна была на моей стороне!

— Фортуна — переменчивая дама, — засмеялся Кронштадтский. — Сегодня она жалует вас, а завтра… уже разжаловала!

— У меня на этот счет есть целая теория, — философски поднял палец его собеседник.

«Ох, зря вы, господин хороший, ввязываетесь в эту полемику!» — невесело подумала я, слушая спор мужчин о превратностях судьбы и благосклонности фортуны. Полонский уверял, что фортуна выбирает себе избранника раз и навсегда: уж если везет вам, скажем, в карты, то знайте, что никогда не отвернется от вас удача; а уж если не везет, то не везет по жизни и буквально во всем. Кронштадтский же полагал, что удача подобна капризной кокетке, и никогда нельзя рассчитывать на то, что завтра она будет так же благосклонна к вам, как и вчера или сегодня.

— А вот давайте проверим! — вдруг в запале предложил Полонский.

— Что проверим? — Кронштадтский вполне натурально сделал вид, что не понял, о чем идет речь.

— Давайте сыграем в карты. Женечка, вы с нами?

У меня аж дыхание перехватило:

— Я?

— Думаю, Женя не откажется принять участие в нашем споре, — ответил за меня мой подельник. — Заодно узнаем, могут ли быть у фортуны гендерные предпочтения. Идет?

И оба захохотали — они уже явно вошли в раж. Мне ничего не оставалось, как только кисло улыбнуться.

Кронштадтский, не откладывая дела в долгий ящик, подозвал официанта и спросил, нет ли у них небольшой комнаты для переговоров. Оказалось, что такая комната в гостинице имеется. Она располагалась на втором этаже в самом конце коридора и представляла собой помещение, отделанное в сдержанных тонах, с длинным столом посередине и парой мягких кресел у окна.

Мужчины прихватили с собой из бара еще спиртного, откуда-то появилась колода карт (кто ее принес — Кронштадтский или Полонский, я не успела заметить), и началась игра. На темно-бордовом сукне замелькали черные и красные картинки, туда-сюда перемещались по столу кучки купюр. Полонский опрокидывал в себя одну порцию виски за другой, его противник не спеша потягивал свою порцию горячительного и хохмил почем зря. Мой напарник явно почуял большой улов, и шутки-прибаутки так и сыпались из него. Лихорадочное возбуждение охватило и меня — или это просто шалили нервы? Я закуривала новую сигарету, едва успевал дотлеть только что раздавленный в пепельнице окурок, наравне с мужчинами пила горячительное и безудержно хохотала в ответ на очередную скабрезную шуточку своего псевдомуженька.

К полуночи вся наша честная компания уже изрядно захмелела, в воздухе повис стойкий запах спиртного и табака. Но никто не спешил вставать из-за стола, чтобы открыть окно и впустить в комнату хотя бы глоток свежего воздуха. Полонский уже давно стянул шейный платок и ослабил ворот белоснежной рубашки; все чаще он картинно откидывал свои черные кудри назад, при этом на несколько секунд низко наклоняясь над столом. И я заметила, что в этот момент наш напарник по покерному столу откровенно зевал. Что ж, та доза горячительного, которую сегодня влил в себя господин Полонский, могла бы свалить с ног и здорового быка — странно, что он вообще сохранял способность здраво мыслить и довольно неплохо просчитывать комбинации ходов. Кронштадтский тоже уже явно вымотался и в какой-то момент, все еще продолжая сыпать остротами и держать марку стойкого кутилы, под столом легонько толкнул меня носком ботинка. На секунду мы обменялись взглядами, и по его условному знаку я сразу поняла: на сегодня достаточно.