— Я никогда не работала в усадьбе, сэр, я ничего не умею!

— Научишься. Мисс Айрин приехала из-за океана и тоже не знает, как вести себя в новом обществе. Главное, как мне кажется, вы подойдете друг другу.

— Мама будет против, — робко заметила мулатка.

— Если хозяева прикажут, ей ничего не останется, как отпустить тебя. Неужели ты хочешь провести всю жизнь на плантации?

Лила потупилась. Он был прав. Все, что она должна была знать, работая в поле, сколько фунтов хлопка предстоит собрать за день. Час-другой, и все мысли вылетали из головы, душа делалась пустой, и только тело постепенно наливалось тяжестью. Глаза болели от солнца, по спине стекали струйки пота, руки двигались в заданном ритме, тогда как она сама словно погружалась в сон, в сон, в котором не было ничего. А потом дневная работа уступала место такому же тяжелому и бездумному вечернему покою.

— А как же Алан? — вдруг спросила она.

Джейк почувствовал болезненный укол в сердце, но не подал виду.

— Я займусь его судьбой. Думаю, мне поможет все та же мисс Айрин. — Он убрал руки с плеч Лилы и предложил: — Давай я тебя провожу.

Что-то бродило в его душе, будто темное вино, из глубин его сущности поднималось то, чему он не знал названия.

Что он должен был делать с влечением к этой девушке: попытаться избавиться от него или научиться с ним жить?!

Джейк не знал, как случилось, что он свернул с тропинки. Лила с бессознательной доверчивостью последовала за ним.

Он прислонил ее к толстому дереву и обнял. Она задрожала, но не сделала попытки вырваться. Атмосфера тяжелой, сводящей с ума чувственности наполнила душу, перечеркнула мысли. Дрожащими пальцами Джейк распустил шнуровку на лифе мулатки и нежно сжал ее грудь, а потом жадно впился губами в ее губы.

Он знал, что они неравны, что он не должен с ней играть, но не мог остановиться. В эти мгновения для него не существовало никого и ничего, кроме Лилы, и он жарко ласкал ее, проводя руками по бедрам, целуя груди и плечи.

И все же в нем победила порядочность, а быть может, страх перед последствиями: он порывисто отстранился и подчеркнуто холодно произнес:

— Я не должен был этого делать! Нам не стоит оставаться наедине.

В глазах Лилы стояли слезы. Джейк почувствовал себя паршиво. Он был не лучше Барта: едва не сделал девушку, которая в силу своего положения не могла ему отказать, инструментом для своих удовольствий.

Лила плакала, и самое скверное заключалось в том, что он не знал, почему она плачет.

Не выдержав, Джейк вновь схватил ее в объятия и крепко прижал к себе.

— Я тебя обидел?!

Она глубоко вздохнула и прильнула к нему всем телом.

— Нет. Просто я люблю вас, а вы говорите, что нам не надо видеться. Потому вы и хотите отправить меня в хозяйский дом?

Джейк давно знал: если как следует прислушаться к себе, можно уловить истину. Сейчас он не нуждался в этом, ибо она лежала на поверхности. Оставалось без страха шагнуть навстречу тому, от чего все равно невозможно укрыться.

— Вовсе нет. Будь моя воля, я бы не расстался с тобой ни на миг! Ты и впрямь меня любишь?!

Вместо ответа она обвила его шею руками и прильнула губами к губам. Потом быстро повернулась и скрылась во тьме.

Джейку казалось, будто он парит над землей. Он сходил с ума. Да, это было немыслимо, в том числе потому, что он никогда еще не испытывал такого наслаждения и счастья.

А потом он протрезвел. Эта рабыня наверняка стоит не меньше тысячи долларов. Ему, с его жалованьем пять долларов в неделю, никогда не удастся ее выкупить. И даже если бы она вдруг стала свободной, белому человеку, женатому на цветной, никогда не найти ни нормального пристанища, ни хорошей работы.

С точки зрения таких людей, как мистер Уильям и его дети, он бы пал ниже некуда. Даже Барт скрывал свои отношения с негритянками.

Джейк понимал, что тело Лилы способно подарить ему несравнимое блаженство, но могли ли они стать близки духовно? Он, белый молодой человек, закончивший университет, и неграмотная рабыня с плантации!

Поиграть с ней и бросить, как это делали другие? Чего тогда стоила его хваленая забота о темнокожих!

Когда Лила вернулась домой, Нэнси сидела возле очага, помешивая кукурузное варево, позвякивая браслетами и привычно глядя в огонь.

— Где ты была? — спокойно спросила она дочь.

Лила решила, что проще сказать правду:

— Мы с доктором Джейком лечили нового невольника, которого избили и заперли в карцере.

— Что тебе этот мулат? Ты едва его знаешь.

— Мне стало жаль его.

Нэнси покачала головой, и на ее шее блеснули нити ограненных стеклянных бус.

— Не могу сказать, что он мне понравился. Столь же высокомерный, сколь и красивый. Он никогда не согласится, чтобы его считали одним из нас, — заметила она и спросила дочь: — Как ты там оказалась?

— Случайно. Это я позвала доктора Джейка.

— Ты постоянно вьешься возле него. Я предупреждала тебя, но, видать, от судьбы не уйти!

Еще минуту назад Лила была готова сделать признание, но сейчас лихорадка недавнего безумия унялась, знойный туман любовной горячки рассеялся, и она поняла, что пока не готова защищать свое чувство от непонимания и осуждения окружающих.

— Мне интересно то, что он делает. Я с детства видела, как лечат заклинаниями и травами, и не знала, что есть другие способы.

Нэнси сделала паузу, потом обреченно произнесла:

— Ты тянешься к нему не только поэтому.

— Просто он единственный белый, способный понять таких, как мы.

— Это неправда, — тяжело обронила Нэнси. Лила села на пол, и мать опустила ладонь на ее голову, лаская шелковистые волны волос. — Белые не живут сердцем, как мы. Ими всегда владеет расчет. Этот человек наиграется с тобой и бросит: ради денег, другой женщины, неведомой цели, к каким так любят стремиться мужчины.

— Быть может, не все истории так печальны, как твоя?

— Моя история не печальна, а обыкновенна. Человек, от которого я тебя родила, продал нас с тобой, когда женился. У него я была домашней прислугой, но после сделала все, чтобы оказаться среди полевых работников и больше не попадаться на глаза белым мужчинам. А еще я надеялась уберечь тебя от тех ошибок, какие совершила сама.

— Чего же ты хочешь для меня?

— Чтобы ты вышла за негритянского юношу и была счастлива.

Лила вскочила на ноги. В ее черных глазах заплясало пламя, ноздри раздулись, а губы раздвинулись в недоброй улыбке.

— Так не бывает! Рабыня может иметь детей, но не семью! Наши браки недолговечны и не признаются законом! Я не желаю спать с разными мужчинами и рожать для хозяев новых рабов!