Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он прямо так и заявил?
– Он не лгал. И даже продемонстрировал дар, полученный в благодарность за предыдущие подношения.
– Какой дар?
– Незатейливый фокус с огнем.
Инженер недоуменно посмотрел на старика:
– Не понимаю, в чем проблема. Новые приверженцы находят путь к тебе даже тогда, когда ты… дремлешь. А темный эфир вознаграждает их верность соблазнительными дарами. Так всегда и было. Жертвоприношения порождают темную энергию.
– То-то и оно, друг мой. В моем присутствии злодей принес жертву в мою честь, а я ничего не ощутил.
– Ничего?
– Абсолютно ничего. И мои опасения подтвердились после встречи с бесами и демонами Северной Дакоты. Они ежедневно и ежечасно возносили мне молитвы и совершали жертвоприношения. Они испортили жизнь бессчетным сонмам людей, но вся эта энергия прошла мимо меня. И я подозреваю, что именно поэтому я перестал осознавать себя. Поток темной энергии иссяк, и я словно бы перешел в некий инфернальный резервный режим.
Инженер озабоченно нахмурился:
– Все это очень странно.
– Ты давно проверял аппарат?
– Вчера. Он в полном порядке.
Старик в костюме удивленно поморщился и повернул голову к раздвижным дверям.
Около полуночи, если верить часам на прикроватной тумбочке, Ханна проснулась первый раз. От холода. Она плотнее закуталась в одеяло и снова уснула.
Спустя час она опять проснулась. Ей все еще было зябко, но разбудил ее не холод. Она приподняла голову с подушки и прислушалась.
Немного погодя раздался голос. Наверное, дедушка говорил по телефону.
Ханна уснула, но некрепко. Скорее задремала, и в полусне ее все время мучила какая-то невнятная мысль, пока не сложилась окончательно: дедушка не мог разговаривать по телефону, потому что здесь связи не было. Мысль так и не поняла, что делать дальше, поэтому принялась бродить по дремлющему сознанию Ханны, наталкиваясь на другие мысли, впечатления и обрывки снов, и все это создавало столько шума, что в конце концов Ханна снова проснулась.
Она сонно прислушалась. В тишине опять раздался голос. Старческий, но не дедушкин.
Это было странно.
Полусонная Ханна приподнялась на локте. Она почти поверила, что кто-то, гуляя по окрестностям, подошел к домику и решил поболтать с дедушкой, но, во-первых, дедушка сказал, что никого здесь не знает и не собирается ни с кем знакомиться, а во-вторых, было почти два часа ночи.
А еще Ханне почудилось, что слышен звук льющейся воды. И какое-то тихое гудение.
Два старика на тихой веранде смотрели, как Ханна подходит к раздвижным дверям.
– Кто это?
– Моя внучка, – сказал Инженер. – Она тоже сегодня ощутила тягу твоих мыслей. Днем ей было очень тяжело.
– Ничего страшного, забудется. А что она здесь делает?
– Она у меня гостит.
– Это я понял, – раздраженно сказал старик. – Но почему?
– Дела семейные.
Ханна отодвинула створку двери, поежилась, когда холодный воздух ворвался в комнату.
– Что ты здесь делаешь, дедушка? Тут же мороз… А это кто?
Старик в черном костюме медленно встал, навис над ней, окруженный всеми подвластными ему тенями.
– Я – Дьявол, – произнес он, и в голосе его звучало гулкое эхо бессчетных тысячелетий воющего мрака.
Воцарилось молчание.
– Я тебе не верю. – Ханна сонно заморгала и зевнула во весь рот. – Дедушка, в нашей ванне завелся огромный гриб.
– Но… как это? – спросила Ханна.
Этот вопрос она задала не в первый раз.
– И почему?
И этот вопрос она тоже задавала неоднократно. Они с дедушкой сидели в гостиной. Старик в мятом костюме велел огромному грибу вылезти из ванны и подождать у дома. Гриб, которого вроде бы звали Ветроцап, повиновался. Немного погодя раздался тихий визг, потому что гриб подошел слишком близко к краю обрыва и свалился с утеса. Старик в костюме – то есть Дьявол, как он требовал себя называть, – сказал, что с грибом ничего не станется.
Через некоторое время гриб начал жалобно скулить и тихонько звать на помощь. Его завывания становились все громче и громче, и в конце концов дедушка встревожился, что шум проникнет в сны обитателей соседних домиков, поэтому старик в костюме неохотно вышел успокоить гриб. И долго не возвращался.
А дедушка слушал, как Ханна снова и снова задает одни и те же вопросы. Как и почему оказалось, что он знаком с Дьяволом, самым злым и ужасным созданием на свете, про которого иные даже говорят, что его не существует.
Всякий раз, как она задавала вопрос, дедушка начинал отвечать, но почему-то сбивался. Тогда Ханна спрашивала снова.
Наконец он произнес:
– Давай-ка я расскажу тебе историю.
– Жил да был мальчик, – начал он. – Его звали Эрик Грюн…
Эрику было тринадцать лет, он жил на ферме, на маленькой ферме, затерянной среди равнин в центре Германии. Ферма была захудалая. Каждый день Эрик и его братья с сестрами помогали родителям, вскапывали землю, сеяли семена и ухаживали за разнообразной, но немногочисленной домашней скотиной. От года к году жить было все труднее. Еды постоянно не хватало, и Эрик, самый младший из шестерых детей, день за днем работал в поле, одетый в обноски, которые доставались ему не только от старших братьев, но и от сестер. И ему было ни капельки не стыдно, потому что все были одеты одинаково – в рваное тряпье и замызганную грубую холстину, подвязанную веревочками. Главным была не красота, а защита от непогоды, потому что часто шел дождь. А еще было холодно и ветрено.
Жизнь была трудной, но они об этом не подозревали. Бесконечная борьба за выживание была их уделом, как и уделом их родителей, и родителей их родителей, и всех-всех-всех предков, вереница которых скрывалась в сумраке времен. Семья Грюн веками возделывала свой жалкий участок земли. Ничего другого Грюны не знали – только работу на земле, и ныне, и присно, и во веки веков.
Но однажды утром, когда зарядил такой сильный дождь, что из дома носа не высунешь, все сидели в жалкой лачуге и переругивались между собой, а Эрик решил прогуляться. Он побрел по узкой извилистой тропке, добрался до дороги (проселочной, грунтовой, чуть шире тропки) и пошел по ней далеко-далеко, а потом еще дальше.
Дождь не переставая сыпался из тяжелых черных туч. Наконец Эрик заметил вдали какие-то строения. Ничего подобного он в жизни не видел.
Еще через час, попав на окраину города, Эрик онемел от изумления. Единственным известным ему селением была родная деревня – несколько бревенчатых лачуг, местная лавка, где торговали сморщенной подгнившей репой и где пахло крысами, живыми и дохлыми, а еще постоялый двор, куда Эрику запрещали соваться, потому что взрослые ходили туда пить пиво, браниться и падать. Эрик и представить не мог, что бывают дома высотой в три или четыре этажа.