Эрик вышел из храма и побрел по улицам. Толпы людей его больше не пугали, потому что теперь их движение и звук тысяч голосов сплетались в безбрежную мелодию, в историю, сотканную из звуков, иногда нестройных и резких, как выкрики уличных разносчиков, торгующих мясом или старым ржавым инструментом, – а иногда сладостных и чистых, как женские голоса, окликающие детей или соседей. Услышанная в храме музыка и осознание того, что она не сотворена Господом, а создана человеком, навсегда изменили Эрика.

Под дождем он вернулся домой. Путь был долгим, и Эрик очень устал.

На следующий день дождь отпустил, и все вышли на работу. Эрик работал вместе со всеми, как обычно, но с того самого дня решил, что однажды покинет и ферму, и родных и отыщет место, где сможет научиться что-нибудь создавать, как тот человек в храме.

Создавать такое, что изменит мир.

Сказав это, дедушка умолк.

Ханна недоуменно наморщила лоб. Рассказ был неплох, хотя в нем ничего особенного не происходило; не было ни говорящих зверей, ни чего-нибудь такого, что нравится одиннадцатилетним девочкам. Впрочем, Ханне оставался неясен и его смысл, и то, как он связан с главными вопросами.

Откуда дедушка знает старика в черном костюме?

И неужели это в самом деле Дьявол?

– Спроси его, как звали человека, который играл на органе.

Ханна вздрогнула и увидела, что старик в черном вернулся в комнату и стоит у окна. Гриб оставался снаружи и зябко поеживался.

Ханна посмотрела на дедушку:

– Ну ладно. Кто это был?

– Иоганн Себастьян Бах, – негромко ответил дедушка.

Очевидно, это имя что-то значило. Но Ханна его не знала.

– Ну и что?

– Нынешние дети ни хрена не знают, – пробормотал старик в черном. – Даже я слушаю Баха, хотя он работает на вражескую сторону.

– Так выражаться нехорошо, – возмущенно заметила Ханна.

Он зыркнул на нее:

– Я Дьявол. Я очень нехороший.

– Нет, ты просто старый грубиян, – сказала она. – Дедушка, а… вот при чем тут ты к этой истории?

Дедушка печально улыбнулся, будто раскрывал тайну, которую хранил много лет.

– Ханна… Эрик Грюн – это я.

Дедушка распахнул пассажирскую дверцу машины. Старик в черном наклонился и заглянул внутрь. Ханна с удивлением поняла, что он рассматривает старый кожаный чемодан, который мешал ей вытянуть ноги, когда они ехали из аэропорта.

– Проверь, – сказал старик.

– Я проверял, – возразил дедушка. – Вчера. Как обычно. Говорю же, все в полном порядке.

– Я должен увидеть сам. Нужна не обычная ежедневная проверка, а тщательная инспекция. Приступай.

– Это надо делать в закрытом помещении.

– Отнеси в дом.

– В одиночку мне не дотащить. Поэтому я храню его в машине.

Дьявол посмотрел на Ханну.

– Нет, – твердо сказал дедушка. – Она еще ребенок. Так что давай помоги мне.

Дьявол задумчиво уставился на гриб, который стоял поодаль в темноте, жутковато посинев от холода.

– Ну конечно, – хмыкнул дедушка. – Невезучник поможет.

Дьявол раскрыл было рот, но, очевидно, понял дедушкин намек, раздраженно вздохнул и закатал рукава.

Спустя четверть часа, задыхаясь и явно не стесняясь в выражениях, чемодан втащили в дом и опустили на пол. Дьявол уселся в большое кресло. Ханне и бесу велели устроиться на диване.

– Не буду сидеть рядом с грибом, – заявила Ханна. – Он противный.

– Я не гриб, – пробормотал Ветроцап, стуча зубами. – Я бес.

– Ты гриб.

– А вот и нет.

– А похож на самый настоящий гриб.

– Он просто так выглядит. – Дедушка, морщась от боли, встал на колени рядом с чемоданом и разложил на ковре набор замысловатых инструментов. – Странно, что ты его видишь. Наверное, потому, что у детей еще не застывшее восприятие. Человеческий разум облекает беса в ту форму, которую способен распознать. Другие бесы выглядят как корявые деревья, прогнившие тыквы или ожившие пальто.

– А этот выглядит как гриб. Я не люблю грибы.

– А я детей не особо люблю. – Гриб шмыгнул носом. – Ну, пока не проголодаюсь.

– Так, молчок! – рявкнул Дьявол. – Дайте Инженеру сосредоточиться.

– Дедушка, а почему он тебя так называет?

Дедушка взял отвертку с длинным тонким стержнем и начал откручивать винтики по краю чемодана. Винтиков было много. Они были очень маленькие.

Не отвечая на вопрос Ханны, дедушка продолжил свой странный рассказ:

– В конце концов Эрик Грюн покинул ферму. Он ушел в город и жил как придется. Помогал торговцам на рынке, подметал улицы, зарабатывал гроши. А однажды, возвращаясь из храма, куда всегда ходил слушать того самого органиста, Эрик заметил мастерскую часовщика и застыл у витрины, разглядывая сложные часовые механизмы. Его ошеломила мысль о том, что затейливое хитросплетение осязаемых металлических частей, слаженно работающих вместе, воплощает в себе нечто неосязаемое и абстрактное – время.

Дедушка открутил все винтики снаружи, осторожно снял обтянутую кожей деревянную крышку с чемодана и отложил в сторону. Под крышкой оказалась еще одна деревянная панель, тоже усаженная множеством винтиков. Дедушка выбрал другую отвертку и снова приступил к работе.

– Эрик вошел в мастерскую и напросился к часовщику в ученики, – продолжил он.

– Дедушка, если Эрик – это ты, то почему ты рассказываешь так, будто о ком-то другом?

Дедушка рассмеялся:

– Ну, иногда и правда кажется, будто ты – кто-то другой. Эрик, то есть я, трудился не покладая рук и вскоре выучился всему, что знал часовой мастер. Спустя пять лет я открыл свое дело, создавал новые часовые механизмы и модели часов.

– Как стартап, – понимающе сказала Ханна, потому что часто слышала это слово от мамы, которая произносила его с неизменным одобрением, будто это самое интересное занятие на свете.

– Да, наверное. Признания я добился не сразу, но лет через двадцать или тридцать стал самым лучшим часовым мастером в городе. Даже не в городе, а во всей стране. Все богачи заказывали у меня часы. Мои часы были даже у короля. Можно сказать, я прославился.

Ханна победно улыбнулась. Она всегда знала, что дедушка особенный, хотя мама с папой ничего такого не думали, а, наоборот, говорили о нем как о рассеянном вздорном старике, которому не сидится на месте. А вот тетя Зои им восхищалась. За это Ханна ее любила.

Тем временем дедушка откручивал винтик за винтиком.

– Моя жизнь наладилась, – сказал он. – Я женился, хотя детей у нас не было.