С одной стороны сопки недалеко от нас бродил и жалобно кричал отбившийся от матери лосенок, с другой стороны доносился рев медведя. Пожар был большим бедствием для всего живого, и в этой ситуации никто ни на кого не нападал. Когда начало темнеть, за нами, наконец, прилетел вертолет. Сопка по-прежнему дымилась, и наутро мы опять должны были туда лететь. К счастью, ночью пошел сильный дождь и полностью загасил пожар.

Мне потом выдали справку, в которой объявлялась благодарность московской школьнице Гиппенрейтер Маше за тушение лесного пожара. Я очень гордилась этой справкой. Она была честно заработана.

Этим же летом родился мой брат Алешка. Когда я вернулась из заповедника, ему было уже два месяца. Наша домработница Катя переключилась на него, мама писала докторскую диссертацию, и я была предоставлена самой себе.

В десятом классе у меня родилась идея после школы уехать из Москвы куда-нибудь подальше. Так я попала на Байкал.

Вернувшись с Байкала, я решила следующим летом поступать в институт, а пока надо было чем-то заняться. Я устроилась работать лаборантом в Московский университет на кафедру океанологии.

Наступило лето, и передо мной возникла дилемма: я хотела учиться и не хотела жить в Москве, и вообще в городе. Эту дилемму решил Московский государственный заочный педагогический институт, куда я и поступила на отделение биологии и химии.

В институте нужно было появляться два раза в год: летом на два месяца, чтобы прослушать курс лекций, отработать лабораторные занятия и сдать экзамены, и на двухнедельную сессию зимой. В остальное время нужно было заниматься самостоятельно, писать контрольные, тесты и все это вовремя отсылать на проверку.

Отучившись первую летнюю сессию, набрав гору учебников и домашних заданий, я стала думать, куда бы мне опять податься.

Я решила поехать работать в Центрально-Лесной заповедник в Тверской области. Это было недалеко, всего ночь езды на поезде. Списалась с дирекцией, и меня пообещали взять на ставку лаборанта в научный отдел. Взяв с собой вещи, учебники, любимые пластинки, проигрыватель и гитару, я отправилась в новую жизнь.

Центральный поселок заповедника оказался довольно большим. Там были медпункт, магазин, пекарня, научная лаборатория, много домов, конюшня и даже детский сад.

Мне выделили небольшую и уютную комнату в деревянном общежитии. В комнате были печка, кровать, стол, стул и какая-то посуда. Еще были электричество, вода в колонке и даже туалет на улице. В общем, цивилизация. Моей соседкой по общежитию оказалась рыжая веснушчатая полненькая девчушка. Звали ее Наташа. Она была хохотушкой, с веселыми зелеными глазами и мило картавила на «р». Мы быстро подружились. Наташа работала на метеостанции. Несколько раз в день залезала на небольшую метеовышку и снимала показания с датчиков. Она познакомила меня с кучей разных облаков со странными названиями — цирусы, стратоцирусы, кумулюсы, стратокумулюсы, лентикулярные и т. д., рассказала, что они означают и какую погоду предвещают.

— Ну-ка, пе’г’ичисли виды облаков, — тыкая в небо, картавила Наташа.

Я перебирала в памяти сложные названия и составляла из них что-нибудь новое. Она хваталась за живот и хохотала:

— Ой, не могу, такого не существует!

Другими соседями были два молодых человека — работники научного отдела. Они были очень серьезные и к нам особого внимания не проявляли.

Меня отдали в распоряжение научного сотрудника, занимающегося изучением землероек.

Землеройки (или бурозубки) — милейшие создания, похожие на мышей с длинным носиком-хоботком. Это одно из самых мелких млекопитающих, живущих на земле. Самые маленькие виды землероек (sorex minutissimus) достигают в длину двух — четырех сантиметров и весят два грамма. Питаются они насекомыми, различными личинками и дождевыми червями. Из-за маленьких размеров у них очень активный обмен веществ, сердце бьется с частотой две тысячи ударов в минуту, поэтому им надо все время кормиться. Без еды они погибают через пять-шесть часов.

Изучение этих зверушек происходило следующим образом: мы копали узкие длинные канавки и в дно этих канавок вкапывали глубокие металлические цилиндры. Землеройка бежала, натыкалась на канавку, сваливалась в нее, бежала вдоль канавки и падала в цилиндр, откуда выбраться уже не могла. Нам оставалось собирать «урожай». Несколько раз в день мы проверяли ловушки и описывали виды попавшихся землероек. Самый грустный для меня «сбор» бывал по утрам. Практически все землеройки погибали, не пережив голодных ночных часов.

В заповеднике жил и работал очень интересный человек — Валентин Сергеевич Пажитнов. Он занимался изучением медведей и был хорошо известен в биологических кругах. Мы познакомились. В то время у него жили два осиротевших медвежонка, которых он подращивал, адаптировал к самостоятельной жизни и позже планировал выпустить. Валентин Сергеевич часто выводил медвежат на длительные прогулки и иногда позволял мне к нему присоединиться. Общаться с медвежатами и трогать их не полагалось. Они не должны привязываться к человеку. Мы шли по тропе, а медвежата весело носились вокруг, играли друг с другом, залезали на деревья, но нас из виду никогда не теряли.

Через дорогу в доме напротив жила еще одна интересная «семья». Хозяйку тоже звали Наташей. Это была пышнотелая статная женщина лет тридцати, с белой гладкой кожей, округлыми плечами и голубыми глазами — само воплощение женственности. Двигалась она плавно и грациозно.

У нее жили несколько питомцев: молодая медведица по имени Ирка, немецкая овчарка с большими, как у осла, ушами, коза Зойка и хромой волчонок, которого так и звали — Волчок.

Медведицу Наташа выкормила из соски с самого младенчества. Ирка жила во дворе в большой просторной клетке вместе с овчаркой. Они были неразлучными друзьями. Волчонок, видимо, перенес что-то вроде полиомиелита. У него были деформированы кости таза и задних ног, и он ходил как-то боком, подпрыгивая и подволакивая ноги. Держался настороженно и особняком.

Еще у Наташи был вздыхатель Миша. По виду полная ей противоположность — худой, морщинистый, прокуренный и заросший щетиной. Наташу он обожал. Ходил вокруг нее кругами, стараясь дотронуться или погладить, смотрел влюбленными глазами, вздыхал и иногда говорил:

— Какая женщина! Нет, ну ты только посмотри, какая женщина!

В ответ на его ухаживания Наташа поводила плечами и загадочно улыбалась. Несмотря на женственный вид, характер у Наташи был боевой и решительный. Она лихо управлялась со своим хозяйством, командовала Мишей, дрессировала медведицу.

Иногда весь этот паноптикум дружно выходил на прогулку. Я часто составляла им компанию. Выглядело это так: впереди шагала Наташа с медведицей на цепи, с одного боку семенила коза, с другого — овчарка, а сзади ковылял волчонок. Наташа всегда брала с собой палку. Ирка была с характером и порой начинала артачиться. Тогда в ход и шла палка. Если это не помогало, было последнее средство, которое Наташа применяла в крайних случаях, демонстрируя, кто здесь хозяин: она заваливала Ирку и всем телом прижимала ее к земле до тех пор, пока медведица не успокаивалась и не подчинялась.