— Готов? Давай, — сказал Якоб тихонько, и спустил тетиву, стрела с легким свистом умчалась.

И вдруг у них над головами пронзительно застрекотала сорока, и рука Эдина дрогнула.

Его стрела ушла мгновеньем позже, но…

Пронзительный визг раненого подсвинка ударил по ушам, и тут же все стадо завизжало и с топотом ломануло прочь, прямо через густой кустарник. На полянке остался уложенный Якобом кабанчик, и алые пятна крови. Подранок ушел в лес, а это плохо. Любой охотник скажет: упустишь подранка, хорошей охоты не видать, надолго может отвернуться охотничья удача.

— Проклятье! — ругнулся Якоб.

Эдин покаянно молчал. Что тут скажешь? Сплоховал он, кто спорит. У хорошего стрелка от птичьего крика рука не дергается. Вон Якоб не промахнулся же.

— Догоним, — сказал Якоб, — ничего. Этого пока тут оставим, никуда не денется. Пошли! Может, быстро управимся.

Но сначала он вынул из-за голенища нож и точными движениями сделал несколько разрезов на туше — спустить кровь, в саму тушу они завалили хворостом.

Стадо ушло в сторону от реки, через редкий лесок, перемежавшийся густым кустарником. Уж лучше это был бы лес, в самом деле! А вот о том, что они уже давно на земле барона… как его там? Карренжи, вот как — об этом Эдин не думал. И Якоб, похоже, тоже не беспокоился.

Топот лошадиных копыт они услышали загодя. Якоб замер, прислушался, тихо ругнулся сквозь зубы.

— Сюда скачут. Эх…

Он быстро огляделся — такое место, даже спрятаться негде. А всадники уже показались, с трех сторон — их с Якобом обложили, как зайцев.

— Попались, голубчики? А вы еще не слышали, что ждет браконьеров на земле барона Карренжи?

Эдин покосился на Якоба — пусть покажет разрешение на охоту, и дело с концом.

Но тот зачем-то пустился в объяснения:

— Милейшие, меня зовут Якоб Лаленси, я дворянин, оружейный учитель молодого лорда Эдина Вентсивера, который сейчас гостит у графа Вердена, — он показал на Эдина. — Вы наверняка знаете, что барон лично выдал графу Вердену право охоты на его землях.

Новоиспеченный молодой лорд только моргнул от удивления.

— Мы охотились на кабанов на земле Вердена, — продолжал Якоб, — и подранили кабаненка. Подранка надо добрать, сами понимаете. И лишь поэтому мы здесь. Если не верите моим словам, мы можем проследовать в замок Верден, и вы увидите наши разрешения.

— Довольно, хватит! — старший егерь с бляхой на груди издевательски расхохотался, его поддержали остальные. — Я был егерем ещё при этом вашем графе, и с тех пор слышал всякие сказки. Так вот, наш барон не продает разрешения на охоту — это раз. У Вердена больше нет земли — это два. Нам незачем ехать в Развалины, где обитает шайка бродяг, чтобы убедиться в вашем вранье — это три. Погнать бы вас пешком до Кальи, да самим плестись неохота.

Эдин уже понял, что разрешений у Якоба с собой нет и их дела… так скажем, не слишком хороши. Он пытался достучаться до сознания егерских лошадей, но безрезультатно.

«Убегай. Прошу тебя, убегай. Убегайте все. Прочь! Бегите домой, в свою конюшню!»

Лошади слышали, но не слушались. Смотрели на него, пряли ушами — и только. Не умел он приказывать лошадям. А попробовать убежать, вон через тот кустарник? Нет, от всадников тут бегать — дело безнадежное…

— Спокойно, — сказал ему Якоб, — с управляющим договоримся. Делайте, как говорят, милорд, сейчас егеря в своем праве. Потом перед вами извинятся.

Егеря опять захохотали.

— Да-да, мы извинимся, бродяга, ты дождешься. Лучше бы поостерегся врать! Руки давай! — старший егерь соскочил с лошади и снял с седла моток веревки. — Оружие у этих благородных забрать, живо!

Но на лицах двух других появилось некоторое сомнение. Уж слишком уверенно Якоб выговаривал слово «милорд».

— Нас не надо связывать, мы не убежим, даем слово. Да, милорд?.. — сказал Якоб.

Эдин не сомневался, что Якоб и один, без него, справился бы с этими тремя, а уж они вдвоем — и подавно. А если бы егеря хоть краем глаза видели, как летает в руках у Якоба тяжелая рогатина, до которой он теперь и не попытался дотронуться — тогда бы точно не были такими самоуверенными сейчас.

— Молчать, — прикрикнул егерь. — Я не могу просто так взять к себе в седло непонятно кого! По голове тебе, что-ли, дать, благородный, довезу как мешок, мне это проще!

— Спокойно, милорд, — снова тихо, но очень твердо сказал Якоб, позволив связать себе руки, — мы не будем рисковать…

— Теперь твой черед, молодой лорд, — с деланной учтивостью сказал старший, и тут же отвесил Эдину тяжелый пинок ниже спины, так, что тот упал прямо под ноги лошади. — Ах, милорд, как же вы неосторожны.

Другой егерь помог Эдину встать и подсадил на лошадь, примотал его руки к седлу, сам сел спереди.

Вот так и получилось: Эдин второй раз очутился в замке Калья, и при этом впервые въехал туда через ворота. Да и как въехал! Привязанный к седлу! Как баран…

Их привели в просторный зал, полный людей. Возле полыхающего камина лежали собаки в кожаных, с бляхами, ошейниках, а в высоком резном кресле сидела красивая женщина в синем с серебристой вышивкой платье и такой же накидке на затейливо уложенных волосах. Если Эдин как-нибудь представлял себе баронессу и хозяйку замка, то, должно быть, именно так.

Она спокойно выслушала объяснения Якоба и сказала:

— Мои егеря правы — вы бродяги и самозванцы. Мне известно, что благородного рода Вентсиверов больше не существует. Так что вам полагается то же наказание, что и другим браконьерам на наших землях: пятьдесят плетей на каждого. Впрочем, я, пожалуй, для мальчика уменьшу это количество до тридцати.

— Миледи, прошу вас, пошлите человека в Верден! — возразил Якоб. — Так вы не совершите ошибку!

— Да ты наглец, — рассердилась баронесса, — я сейчас велю добавить тебе те двадцать плетей, от которых по доброте своей избавила мальчишку! Я не буду никого посылать в это жилище бродяг и нищих! И мы не продаем разрешения на охоту, запомни это!

— Миледи, там нет ни бродяг, ни нищих! Я умоляю вас, миледи! — не сдавался Якоб.

— Прямо сейчас, — отчеканила баронесса. — А наутро можете убираться из Кальи.

Эдин стоял молча и почти не дыша. Вот ведь они и влипли, никогда такого не бывало! Подзатыльники и прочие мелкие неприятности он в своей жизни не считал и не помнил, но наказание плетью — это уже другое. Никакого сравнения.

Вдруг одна из собак, что возлежали у камина, подняла голову, не спеша встала, подошла почти вплотную к Эдину. И тот узнал пса, с которым договорился в прошлый раз. Получается, это собака самого барона, а тогда она просто погулять убежала…

«Здравствуй. Я свой. Помоги мне».

Почти как тогда. Но чем пес мог сейчас помочь?