Джо поворачивает холодную медную ручку входной двери и открывает ее. Лампа в холле подсвечивает нижние ступеньки лестницы на второй и третий этаж, но за исключением этого в доме темно и тихо. Джо закрывает дверь, запирает щеколду и бросает ключи на деревянный столик слева от двери. Они падают к ногам Девы Марии.

Над ней к стене приделана белая мраморная чаша со святой водой. Роузи благословляет себя и любого, кто окажется под рукой, каждый раз, когда входит в дом или выходит на улицу. Каждое воскресенье она меняет воду. Джо ругает себя за то, что забыл утром освятить футболку Педройи, прежде чем уйти на перекличку. Может, из-за этого «Сокс» и проиграли. Перед третьей игрой надо будет обязательно благословить футболку Ортиза.

Джо входит в гостиную и замирает на месте. Роузи не спит, но она не гладит и не смотрит телемагазин или Опру, лежа на диване. Телевизор выключен. Она сидит, одна нога обвивает другую, как у ребенка, ее вязаный плед цвета слоновой кости окутывает плечи и колени. В каждой руке у Роузи по пустому винному бокалу. На кофейном столике стоит пустая бутылка из-под шардоне, а рядом – полный пузырек красного, как помидор, лака для ногтей. Джо замечает, что из-под пледа торчат пальцы ног Роузи со сверкающим педикюром.

У нее все еще накрашены глаза, на шее золотой крестик. Она не в пижаме. Она улыбается, когда замечает Джо, но он видит, что улыбка фальшивая, и тяжелый взгляд ее глаз превращает кости на ногах Джо в желе.

– Кто? – спрашивает он.

Роузи глубоко вздыхает.

– Эми звонила.

– Где дети?

– С детьми все хорошо.

С детьми все хорошо. У Роузи по-прежнему незнакомое, неправильное лицо. Эми звонила.

Жена Томми.

О Господи.

– Что такое? Где Томми?

– Томми дома. С Томми ничего не случилось. Она из-за тебя звонила.

– А что со мной?

Сердце Джо стучит как бешеное. Он словно обыскивает комнаты дома, где никогда прежде не был, сходит с ума, не зная, что ищет.

– Она говорит, Томми за тебя беспокоится. Что-то не так.

– Со мной? Из-за чего он беспокоится?

Роузи умолкает и поднимает к губам пустой бокал. Останавливается, не донеся его до губ, потому что понимает, что уже выпила вино, и опускает бокал обратно на колено.

– Он боится, что ты пьешь.

– Глупости.

Роузи не сводит с Джо глаз.

– Господи, Роузи, я не пью. Ты знаешь, что не пью. Я не пьяница. Я не такой, как мать.

Если взять во внимание пустую бутылку, что стоит перед Роузи, то вся ситуация преисполнена иронии, но Джо подавляет порыв сострить, уязвить жену, отразить это несправедливое обвинение. А между тем ему до смерти хочется «Короны».

– Тогда что, наркотики? – спрашивает Роузи.

– Что? – отзывается он. Говорит он громко и слишком высоким голосом, который звучит так, словно он виноват, а он-то на самом деле в ярости. – С чего он вообще думает такие глупости?

Он ждет. В чем бы ни было дело, она тоже так думает. Что, вашу мать, происходит?

– Не злись.

Вместо того чтобы рассеяться, волна болезненных ожиданий, связанных с детьми, а потом с Томми, все еще движется внутри Джо, побуждая его что-то сделать. В его груди начинает подниматься злость, две бури сталкиваются.

– Я прихожу домой после шестнадцати часов работы, и меня обвиняют в том, что я наркоман. Да, я зол, Роузи.

– Он о тебе беспокоится. Говорит, что ты себя странно ведешь, на себя не похож.

– Это как?

– Стал какой-то неловкий. Говорит, ты на днях споткнулся, когда вылезал из машины, и упал.

– Чертово колено.

– Все твои рапорты возвращают на доработку, и у тебя часы уходят на то, чтобы все подать по форме.

Это правда.

– Он за тебя волнуется, Джо. И я тоже.

– Из-за того, что тебе Эми рассказала?

– Да, – отвечает Роузи.

Но она еще не закончила. Она всматривается в лицо Джо, пробует воду. Есть что-то еще. Он разжимает кулаки, пытаясь смягчить свой вид, чтобы дать ей возможность сказать, что у нее на уме. Подходит к дивану, садится с Роузи рядом, чтобы не нависать над ней. Может, ей нужен еще бокал вина. Ему-то точно бутылка пива не помешает.

– Я тоже кое-что вижу, – говорит Роузи. – И тоже волнуюсь.

Так… она теперь ему и жена, и следователь.

– И что ты видишь?

– Не знаю; ты сам не свой. Ты стал такой дерганый, и все время опаздываешь, хотя раньше никогда такого не было. И бешеный, такой бешеный…

– Все со мной нормально. Просто устал и замотался, и слишком много работаю сверхурочно. Нам, лапа, в отпуск надо. Как насчет поездки на Карибы, неплохо бы, а?

Роузи кивает и смотрит на кофейный столик.

– Я не пью, Роузи. Честно. И уж точно не сижу на наркоте. Придется тебе мне поверить.

– Я знаю. Я тебе верю.

– Тогда что тебя беспокоит?

Роузи зажимает золотой крестик между большим и указательным пальцем и трет его, снова и снова – Джо узнает в этой стереотипии молитву.

– По-моему, тебе нужно к врачу.

Роузи крута. Она жена копа. Она отлично знает, что каждый раз, когда Джо уходит на работу, он может и не вернуться. Знает, что у Джо в шкафчике в участке приклеены скотчем экземпляр завещания и написанное от руки прощальное письмо к Роузи, просто на всякий случай. Знает, как справляться с непомерным грузом тревоги и все-таки держать спину. И поди ж ты, вот она, маленькая и беззащитная, как девочка, которая засиделась допоздна и боится ложиться в постель, потому что под кроватью – чудовища. Он должен ей показать, что чудовища ненастоящие.

– Со мной все хорошо, но ладно, я тебе докажу. Я пойду к врачу и проверюсь. Я даже анализы на наркотики сдам, если хочешь.

Джо обнимает Роузи и укачивает, защищая от придуманной, вымышленной угрозы: что бы она себе ни навыдумывала, это неправда. Все хорошо, детка. Нет там никаких чудовищ. Она плачет в его объятиях.

– Когда Эми тебе позвонила?

– Около восьми.

Господи. Роузи себя несколько часов накручивала. Джо качает головой, злясь на Томми за то, что тот заставил Роузи через это пройти.

– Все хорошо. Не держи в себе. Я в порядке, но я пойду к врачу, если тебе станет легче. Может, он мне и коленку починит.

Джо обхватывает ее лицо ладонями, большими пальцами вытирает слезы и черные потеки туши со щек Роузи и, нежно улыбнувшись, напоминает о том, что любит ее. Роузи улыбается в ответ, но всей правды она еще не сказала. Она знает, как Джо ненавидит врачей. Он ни разу не был у врача за двадцать лет. Она ему не верит.