— Ты хочешь. Чтобы я бросил бокс?

— Я не о чем тебя не прошу.

— Не нужно врать мне, Кам. Это на тебя не похоже.

— Как я уже сказала, я не хочу, чтобы моя дочь привязалась к тебе, а ты потом просто взял и исчез. — Я знаю, какого это иметь Зевса в своей жизни, а потом просто лишиться его, когда он исчезнет.

Взгляд, брошенный им в мою сторону пронзил меня насквозь.

— Я не исчезну из ее жизни.

— Ты и мне это обещал, — ответила я ему резко. — В аэропорту, когда впервые улетал на Олимпиаду. «Я не брошу тебя, Голубка.» — говорю я, имитируя его голос.

— Господи, Кам. Я знаю, что чертовски облажался с нами. И ненавижу это. И я не могу изменить этого. Но я могу пообещать, что не облажаюсь с Джиджи. Но ты не можешь сейчас просить меня бросить бокс. Я должен драться. У меня нет выбора.

— Конечно, нет. — Я бессмысленно усмехаюсь. — Твой банковский счет, должно быть за годы изрядно похудел из-за всех женщин, которых ты развлекал.

Господи, мне тошно. Могу только представить сколько женщин у него было после меня. Но уже через неделю после того, как он бросил меня, его сфотографировали с моделью. Они делали покупки. Я подумала, что это та, с которой он мне изменял. И я восприняла это как его послание, чтобы держаться подальше.

Его взгляд остановился на мне. Глаза широкие и злые.

— С моим счетом все нормально. Но у меня есть семья, которую нужно содержать. Оплачивать за колледж брата и сестры. И теперь я должен думать о будущем дочери. Так что нет, Кам, прямо сейчас я не могу оставить бокс. Бой с Дмитриевым принесет большие деньги. Я должен это сделать.

— И тогда все?

Он смотрит на меня и качает медленно головой.

— Я не знаю.

— Значит, ты просто хочешь войти в жизнь моей дочери и просто быть в ней, когда тебе будет удобно?

— Кам…

— Не камкай мне здесь. Я знаю, каково это, когда ты готовишься к бою. Это может занять тебя на несколько месяцев.

— Ты не справедлива.

— Нет, это ты не справедлив. Я не позволю тебе причинить боль моей дочери. Зевс.

— Она и моя дочь тоже! И я упустил четыре года ее жизни, потому что ты не очень-то и старалась связаться со мной! — так громко кричит он, что по началу это шокирует, возбуждает. Но потом это разжигает во мне гнев, словно пламя, о существовании которого я не подозревала до сих пор.

Я поднимаюсь на ноги.

— Пошел. На хер. Зевс. Это ты мне изменил. Ты переспал с другой женщиной. Ты бросил меня. Ты порвал со мной по телефону. В тебе даже было недостаточно уважения, чтобы сообщить мне об этом лично. Потом ты просто жестко игнорил меня. Даже блокировал мою электронную почту, черт возьми! Как я должна была с тобой связаться? Я даже не могла приблизиться к тебе, чтобы поговорить. Я сделала все, что смогла. Я поговорила с единственным человеком. У которого был доступ к тебе. Не моя вина, что он гребаный ублюдок. Возможно, то что я сделала не было так идеально, как сделал бы сам всемогущий Зевс, но я, блядь, сделала все что могла. И я успешно воспитывала свою дочь последние четыре года, без тебя. Ты мне не нужен. И Джиджи, черт возьми, тоже не нужен.

Я знаю, что поступаю дерьмово и говорю ужасные вещи. Но сейчас мне хочется причинить ему боль, такую же, какую он причинил мне.

— Кам. Твою мать. Прости. Я не это имел в виду… — он поднимается на ноги, в глазах паника, он тянется ко мне.

Я отхожу от него. В защитном жесте складываю руки на груди.

— Да, именно это. А теперь тебе пора уходить.

— Нет, пожалуйста, Кам. — Он проводит рукой по голове, хватая себя за волосы. — Мне не следовало этого говорить. Ты знаешь, что я не это имел в виду. Я в замешательстве. Я только что узнал, что у меня есть дочь, ради всего святого. И возможно я не соображаю сейчас здраво. Но Джиджи – она моя дочь, и я хочу быть частью ее жизни. Мне нужно быть частью ее жизни. Я клянусь и тебе и ей, что ничто и никогда не помешает моим с ней отношениям. Я никогда не причиню ей вреда.

Я смотрю на Зевса, колеблясь между гневом, болью и знанием того, что не имею права удерживать его в стороне от дочери. Я не такой человек. Не в моей природе причинять кому-то такую боль. И удерживание Джиджи в стороне от него – это только навредит ей, а я никогда не смогу причинить ей такого вреда.

Я расслабляюсь и выдыхаю.

— Если ты ее подведешь, Зевс… я лично убью тебя.

— Я не подведу ее. Богом клянусь. — он приближается ко мне. Настолько близко, что я чувствую его лосьон после бритья. Такой знакомый, но не знакомый на нем аромат.

— Ты поменял лосьон после бритья, — говорю я. И как только слова срываются с моего языка, я осознаю, какую глупость сморозила. Но осознание того, что он хотел стереть меня из своей жизни даже подобным образом ранит меня. Больно.

— Старый напоминал о тебе, — говорит он тихо.

Ну, охренеть, как жалит.

Я смотрю на его грудь. Не хочу, чтобы он видел сейчас эмоции в моих глазах.

— Ну, извини, что и тут помешала. Наверное, это неловко, трахать других женщин и чувствовать мой запах на себе.

— Господи, Кам. Я совсем не это имел в виду, и ты это знаешь.

— А знаю ли? — я совершаю ошибку, посмотрев ему в глаза. Я осознаю это за секунду до.

Это ощущение, словно гранату бросают в уже полыхающий огонь между нами.

Между нами взрывается притяжение.

Он смотрит на меня так же, как и годы назад, и от этого болит душа. Я чувствую миллион эмоций в этот момент. И ни одна из них не разумна и не правильна.

Это напоминает мне о давно ушедших днях. Влечение между нами никогда не было проблемой. Даже в самые первые дни знакомства, когда мы не торопились. Я всегда знала, что Зевс хочет меня.

Пока он не захотел кого-то еще.

И это словно ушат холодной воды на мою голову.

Я отступаю и вновь обнимаю себя. Мое сердце укрывается еще одной броней в груди.

— Джиджи скоро вернется домой, — говорю я, Зевсу пора уходить. — Наверное, будет лучше, если тебя не будет здесь, когда она вернется домой.

— Хорошо, — говорит он. — Но могу я увидеть ее завтра?

— Да, я поговорю с ней, когда она вернется. Дам ей знать, что завтра мы проведем время с новым другом.

Когда провожаю его до двери, интересуюсь о его семье.

— Как твой отец?

— Все еще пьянствует. — Зевс пожимает плечами, словно это не важно, но я-то знаю. — Я дважды отправлял его на реабилитацию. — говорит он мне. — Ни секунды ни прошло удачно. Он не хочет трезветь. Он забил на жизнь. Теперь он просто заливает в себя спиртное до полусмерти.