Пока я размышлял о своих перспективах, раз­бойники распаковали припасы, достали еду и при­ступили к трапезе. Насколько я понял, в основном они ели вяленое мясо, его длинные тонкие ломти­ки показались мне весьма аппетитными. Заметив мой неосторожный взгляд, Яна бросила мне надку­шенный кусочек мяса, он упал в траву у моих ног. Я отвернулся, чем вызвал взрыв смеха со стороны разбойников; послышалось несколько обидных для меня реплик. Впрочем, разбойники быстро потеря­ли ко мне интерес, увидев вышедшего из леса че­ловека. Один из бандитов вскинул арбалет, но тут же опустил его.

Это был старик, его длинная седая борода раз­вевалась на ветру. В руках он держал посох, одет был в простую холщовую одежду и выцветшую куртку из грубой кожи — довольно старую, пере­тянутую на поясе куском веревки. На ногах у него я разглядел столь же старые сапоги, покрытые многочисленными заплатами.

— Мир вам... — сказал старик, подойдя ближе.

— И тебе мир, Альварос, — ответил бородач.— Присаживайся.

Старику освободили место, он сел, положив ря­дом с собой посох, пригладил ладонью бороду. По­том взглянул на бородача.

— Давно тебя не видел, Инди. Поговаривали, что ты ушел на покой.

— Собирался, — кивнул бородач. — Но какой может быть покой в наше время? Кругом люди Корригана, того и гляди, к Мастеру попадешь.

— Я вижу, у вас удачный день? — спросил ста­рик, от его внимательного взгляда явно не усколь­знули обновки разбойников, многие из них уже успели нацепить на себя захваченные трофеи.

— Да, повезло. Самому Корригану перья пощи­пали, — самодовольно отозвался бородач.

Старик покачал головой, новость о стычке с Корриганом его не вдохновила.

— Это было глупо, Инди. Корриган тебе это­го не простит. Уже завтра леса будут кишеть его людьми.

— А тебе-то чего беспокоиться, Альварос? — усмехнулся бородач. — Или боишься Корри- гана?

Старик мягко улыбнулся.

— Что может страшить старого человека?.. Мне просто жаль тех невинных, на ком Корриган вы­местит свою злобу.

— У всех свои проблемы, — с ухмылкой ото­звался бородач. — Угощайся.

— Спасибо, Инди. У меня пост.

— Опять? — как-то криво усмехнулся тот. — Уж не брезгуешь ли ты нашей едой, Альварос?

— Если я скажу «да», что-то изменится? — Ста­рик пристально посмотрел на бородача.

Тот несколько секунд выдерживал его взгляд, затем отвернулся и подчеркнуто лениво откусил кусок мяса.

— Зря, — сказал бородач, пережевывая мясо.— Это хорошая еда.

— Я знаю, — согласился старик. — Я вижу, у нас пленник?

— А, этот? — Бородач неприязненно взглянул па меня. — Гасклит. Ехал с Корриганом. Хочу продать его Марку.

— У Марка не хватает работников?

— Не знаю. Даст за него пару монет, и то ладно.

— А если не даст? — Старик внимательно по­смотрел на бородача.

— Тогда я ему кишки выпущу. Мне гасклиты не нужны, от них одни неприятности.

Бородач замолчал, молчал и старик. Я сидел под деревом и с невольной грустью думал о том, что с тех пор, как я попал в этот мир, все почему- то хотят меня убить.

— Продай его мне, — неожиданно предложил старик.

— Тебе? — удивился бородач. — А на кой он тебе сдался?

— Мне нужен помощник по хозяйству. Что-то я сдал за последнее время, один уже не справляюсь.

— Хорошо, Альварос. Десять золотых дашь? — На лице бородача мелькнула ухмылка.

— Два, Инди. Он и одного не стоит, больше тебе за гасклита никто не даст.

— Побойся бога, Альварос! Ты посмотри, ка­кой гасклит, он же совсем свежий. Восемь монет, не меньше.

— Пять.

Старик полез в карман курки и под заинтере­сованными взглядами разбойников достал горстку золотых монет. Медленно пересчитал, их оказалось ровно пять. Взглянул на бородача.

— Ровно пять, Инди. Или бери, или я ухожу...— Старик положил руку на свой посох.

— Ладно, Альварос... — Бородач быстро про­тянул руку и взял монеты. — Только ради старой дружбы. Марк бы мне за него вдвое больше дал.

— Может быть, — согласился старик, подни­маясь с земли. — Хотя скорее он бы просто у тебя его забрал.

— Еще не родился тот человек...

— Перестань, Инди. Ты ведь знаешь, что я прав. И лучше держись от Марка подальше, он в послед­нее время стал слишком многое себе позволять.

Бородач промолчал, но глаза его неприязнен­но сверкнули.

Старик подошел ко мне, прислонил посох к де­реву, затем коснулся ладонями моего ошейника. Я почувствовал тихую вибрацию, ошейник дрог­нул и рассыпался в пыль, обрывок цепи повис на дереве.

За последнее время я устал удивляться чуде­сам, поэтому просто нагнулся и стряхнул с себя тусклую серую пыль — все, что осталось от ошей­ника. Потом взглянул на старика.

— Пошли, — сказал старик.

Взяв посох, он повернулся и медленно пошел прочь.

Было обидно чувствовать, что меня купили. Купили, как некую вещь, как покупали в старые времена рабов. Тем не менее, я предпочел пойти за стариком, чем остаться с разбойниками.

Старик не оглядывался, я шел следом — раз­мышляя о том, не сбежать ли мне, благо сейчас это было совсем несложно. Но куда бежать? Кругом простирался лес, да что лес — чужой, неизвестный мир, в котором мне просто не было места. Поэтому я не сбежал и покорно шел за стариком по лесной тропинке до тех пор, пока мы не вышли к весело журчащему лесному ручью.

Здесь старик остановился. Нагнувшись к ру­чью, он неторопливо напился, стряхнул с бороды сверкавшие в солнечных лучах капли воды и сел на поваленное дерево. И только после этого взгля­нул на меня.

— Садись, — предложил он.

Я покорно сел.

— Как твое имя?

— Кирилл...

— Давно ты здесь?

— Третий день.

— Скверно. Говорил я Виго, что надо закрыть все дыры... — Старик устало вздохнул. — Что от тебя было нужно Корригану?

— Я не знаю...

Мне не хотелось говорить о Двери. Это знание и так уже чуть не стоило мне жизни.

Не знаю, поверил ли мне старик, но настаивать он не стал. Отдохнув несколько минут, поднялся с дерева и взглянул на меня.

— Ты можешь пойти со мной, можешь остать­ся. Выбор за тобой, — повернувшись, старик мед­ленно пошел по тропинке.

Я растерялся. Выходит, этот странный старик вернул мне свободу. В сознании вихрем закружи­лись мысли, я подумал о том, что могу снова по­пасть в лапы бородача или того хуже — Мастера. Уж лучше я пойду за стариком...

Он знал, что я иду следом, но за всю дорогу так ни разу и не оглянулся. И хотя меня подмывало за­дать тысячу вопросов, я терпеливо молчал.