Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прибыл он в Россию как неофициальный представитель Англии, но по привычке и к вящему удовлетворению его называли здесь консулом. Его принял заместитель наркома Г. В. Чичерин, только недавно перед этим покинувший Брикстонскую тюрьму в Лондоне, в которой пребывал за «пропаганду против войны». Локкарта это шокировало — человек, сидевший в тюрьме, у большевиков почти министр. К тому же Чичерин был в каком-то желто-рыжем костюме, что никак, по локкартовским представлениям, не соответствовало лоску и пуританской чопорности истинного дипломата. Потом Локкарт нанес визит Троцкому: тот долго и высокопарно говорил о революционной войне с империализмом, о мировой революции и, отпустив Локкарта, дал распоряжение выписать ему пропуск со льготными правами передвижения по стране: «Прошу все организации, советы и комиссаров вокзалов оказывать всяческое содействие членам английской миссии госп. Б. Р. Локкарту, В. Л. Гиксу и Д. Гарстину». Локкарт два раза ходил на официальный прием к В. И. Ленину. Замечено было, что Локкарт вел себя уверенно, легко, создавал широкий круг знакомств. Не забыв о прошлых неприятностях по амурной части, он теперь особенно ценил свои связи с баронессой Бекендорф. Мура, как он называл ее, теперь дарила радости любви ему, а прежде молодому коллеге консула, капитану Гиксу.
Было ясно, что в лице Локкарта ЧК встретилась с английской Интеллидженс Сервис (разведкой), которая за свою долгую историю часто прибегала к террору, шантажу, изощренным провокациям, не раз организовывала успешные заговоры. Словом, враг очень серьезный. Трудности были еще и в том, что события так сжали само время, что для спокойных размышлений его просто не оставалось. Борьба — тайная и явная — против контрреволюции все чаще оборачивалась борьбой за время, за то, чтобы опередить врага. Время становилось фактором выживания, оно в те дни было особенно ценно.
Положение Советской России становилось все более трудным. Фронты сотрясались под ударами армий белых генералов, все более наглевших интервенционистских войск. Ленин призывал страну: все силы на спасение Советской Республики! Локкарт писал в министерство иностранных дел, что большевистское правительство не стремится к разрыву отношений с Англией. «Доказательством этого является его нежелание сделать достоянием гласности наши интриги в этой стране». Заговорщики пользовались и «уступчивостью»[23] большевиков. Заговор вероломных послов вступал в свою заключительную фазу.
Подвижен, неутомим «сэр Рейз» (Константин, Массино), он же Сидней Рейли. Об этих днях он напишет: «Я работал под открытым небом, встречался со своими агентами на улицах, в парках, скверах, на бульварах. Там от них получал сводки, сведения и вел с ними переговоры. Раз или два чуть не попадался в устраиваемые в то время огульные облавы. Август 1918 года был особенно дождливым, что делало мою работу иногда очень тягостной. Иногда для отдыха нанимал на час-другой отдельный номер в банях».
Особенно Рейли опекал Берзиня.
«Встречался с Берзинем на квартире, специально для этого нанятой им и находящейся где-то за Арбатом. Обыкновенно, когда ездил к нему, я раз в пути менял извозчика, а на обратном пути доходил пешком до Арбата и там нанимал другого извозчика».
Все шло, как считал Рейли, удовлетворительно. Его план приобретал реальные черты, как части возникающего из тумана приближающегося паровоза — сначала труба, затем овальный котел, крутящиеся колеса. Специалисты, посвященные в тайны заговора, восхищались Рейли. «План Рейли был смел и мастерски разработан», — удостоверял английский разведчик Хилл, знавший толк в таких делах.
Как-то вечером, без всякого предупреждения и несмотря на опасность ареста, Рейли примчался к Локкарту, проинформировал, что кремлевский командир ходил на Лубянку, хотя по команде он там никому не подчиняется!
— Я спросил его, — сказал Рейли, — как это все понять, а Берзинь не моргнув глазом ответил, что хотя прямо чекистам он не подчиняется, но разрешение на поездку в Петроград только они могли помочь получить, иначе как же уехать?
Локкарт задумался, заморгал глазами, стал кричать Рейли: понимает ли он, что будет в случае провала? А может быть, Берзинь ходил даже к Дзержинскому? И не мы их обводим вокруг пальца, а они нас? Ведь на что способны большевики, мы еще по-настоящему не знаем.
— Правда, Берзинь не большевик, — успокоенно сказал Локкарт. — Недавно узнали, что он вообще, пожалуй, вполне обходится без признания так называемой «классовой борьбы». Он интеллектуал, художник, архитектор, учился в Германии. Там, в Потсдаме, по его проекту построено оригинальное здание. Нет, интеллектуал не станет служить безнравственному большевизму.
— А посмотрите на Чичерина, — оппонировал Рейли, — какое обхождение, а служит красным, словно папа римский богу!
Рейли встал:
— Господин консул, можете мною располагать. Если этот латыш предатель, я готов его уничтожить!
Локкарт поражался энергии, рационализму «сэра Рейза». Но в такие минуты он ему не нравился. Так выпирала наружу холодная жестокость, чуждая джентльмену. Прямо-таки пират, сошедший со страниц авантюрных романов.
Но машина заговора набрала скорость: близилась развязка.
…Американский генконсул Девитт Пуль появился в холле в назначенное время. Смотрел весело и беззаботно. На встречу собрались американские офицеры, французы Гренар и Лаверн со своими спутниками. Локкарт отсутствовал (так было условлено из осторожности), но были его представители. Присутствовали также какие-то люди в штатском.
Пуль бодро поприветствовал присутствующих. За его спиной звездно-полосатое знамя Америки. Пуль сел в кресло и вдруг уставился на стол:
— Неужели у нас нет приличной пепельницы?
Секретарь вытянулся, оплошность была тут же исправлена.
Генконсул оглядывал собравшихся, и на его лице появилась неприкрытая брезгливость: увидев людей в штатском, он спросил:
— Что за люди?
Секретарь, который умел не только почтительно вытягиваться перед генконсулом, но и дать при случае дельный ответ, сказал, что некоторых мистер Пуль в общем-то знает, другие новые. Но все очень нужны. Без приглашения только журналист Маршан, но… он близок к президенту Франции, да и печать — это вообще знамя свободы! Генконсул все понял, встреча началась…
Журналист Ренэ Маршан был первым, кто покинул собрание, не дождавшись конца «обмена мнений», выскочил как из-под холодного душа. То, что услышал, потрясло воображение, оскорбило чувства. Надобно с кем-то поделиться. Но с кем? А почему бы не с самим президентом Пуанкаре? Пусть он узнает из первых рук о перипетиях в России.
В тот же вечер Маршан засел за письмо Пуанкаре: «Я считаю себя одним из тех, кто боролся, руководимый глубокими убеждениями, против большевизма. Я с горечью констатирую, что за последнее время мы позволили себя увлечь исключительно в сторону борьбы с большевизмом. На совещании за время беседы не было сказано ни одного слова о борьбе с Германией. Говорили о другом…Я узнал, что один английский агент