Осторожно мой нос зарылся в грязь и листья. Я пытался игнорировать Фальстафа, который хихикал над моей тактикой, и постарался задержать дыхание. Если я не нюхну, ничего плохого не случится. Но я не смог сдерживать дыхание долго.

Когда я вдохнул, дикий и пьянящий коктейль запахов настиг меня. Насыщенный запах земли, лиственного сока, крови червей, беличьего дерьма. Я различал каждый запах, но никогда прежде не ощущал ни один из них с такой силой. Время остановилось или пошло наперекосяк. Все мое тело растворилось в воздухе. Я не чувствовал лап.

Не знаю, как долго я был под действием этого запаха, но пока я его чувствовал, все остальное потеряло смысл. Все мои заботы, опасения и обязанности мгновенно испарились. Адам и Эмили. Кейт. Бабушка Маргарет. Кому какое дело? Что плохого может случиться?

Запахи превратились в круги в моей голове, красные и золотые.

Я парил. Довольный.

Фальстаф сказал что-то, но я не понял. Слова потеряли смысл. Мое сердце трепетало.

Наконец я вынул голову и встряхнул с себя грязь и листья.

– Как тебе, а, буйнохвост?

– Хорошо, – ответил я, бредя. – Хорошие запахи. – Я чихнул, вызвав новое хихиканье Фальстафа.

– Ну и ну, буйнохвост. Ну и ну. Никогда не думал, что в тебе это есть.

Чувства медленно возвращались ко мне:

– Насчет Эмили. Ты сказал… сказал, что тебе есть чем поделиться.

Фальстаф посмотрел прямо на меня. Впервые. Он был совершенно серьезен.

– Ладно, ладно. Я скажу правду. – Он помолчал для пущего эффекта. – Она уводит людей из семьи. И она захочет забрать твоего хозяина, я знаю. Я вижу. Она захочет его себе.

Хотя моя голова еще была затуманена, боль, которую я ощутил, была остра и реальна. Последовательность разрозненных образов Семьи промелькнула в моей голове, и соответствующие запахи вернулись. Адам и Кейт медленно танцуют в прошлое Рождество. Адам и Хэл борются на руках за кухонным столом. Хэл и Шарлотта дерутся за пульт телевизора.

Единственная мысль: «Семью нужно защитить».

– Кого, – спросил я наконец. – Кого она забирает?

Фальстаф вздохнул, очевидно жалея, что сказал мне.

– В последний раз Саймона, моего хозяина. Два года назад у него была жена, они пытались завести ребенка, но появилась Эмили. У него было много денег, буйнохвост, много. Она еще не говорила о нем… Но как бы то ни было, буйнохвост, это не важно, верно? Не важно. Только подумай, может так оказаться, что мы будем жить вместе. Это будет бунт, буйнохвост. Бунт. Брось, расслабься. Нюхни еще.

Волна тошноты поднялась во мне, и я уставился на кучу пустым взглядом. Я знал довольно.

– Мне пора. Извини, это мой долг.

Фальстаф вновь вздохнул, на этот раз разочарованно. Он неверно оценил мою реакцию.

– Долг-шмолг, брось, буйнохвост. Мне не стоило тебе говорить. Ты ничего не сможешь сделать. Чему быть, того не миновать. Не будь таким, ну, таким лабрадором, а? Брось. Расслабься.

– Извини.

Когда я трусил назад к скамейке, мой мозг был готов взорваться. В голове царил хаос. Я видел Эмили и Адама на скамейке, еще ближе друг к другу, чем прежде, и рыгнул. Меня вот-вот могло вырвать. О чем они говорят? Неужели Адам был готов рискнуть Семьей? Чем это все закончится?

В этом спутанном состоянии было лишь одно, в чем я мог быть уверен. «Долг превыше всего, – думал я про себя. – Да».

Долг превыше всего.

Есть что-то в человеческом лице. Что-то смешное, да, но еще и печальное, беззащитное, даже когда оно улыбается. Я заметил это, когда лежал между Адамом и Кейт, глядя, как они читают перед сном книги. Не знаю, они казались такими безволосыми и уязвимыми, я хотел лизать их, вылизать до блеска, защитить от опасности.

– Принц, нет. Прекрати.

– О, Принц, прошу, перестань. Мы пытаемся читать.

Простите, не устоял. Когда я вновь улегся, они вернулись в свои отдельные мирки. Временами они вздыхали и тихонько смеялись про себя. Адам даже кивнул разок головой, будто автор был в одной комнате с нами, сидел на краешке постели, ожидая одобрения того, что он написал.

– Очень хорошо, – заверил Адам встревоженного невидимого автора. – Очень хорошо.

Именно тогда, хотя они выглядели ранимыми, они также казались счастливыми. В собственных мирках, но вместе. Разделяли тихое животное умиротворение людей, которые поистине любят друг друга. Дети спали, дом был тих. Но предчувствия не покидали меня. Лежа между этими двумя любящими существами, чувствуя их тепло, вдыхая их запах, я все еще не мог поверить, что все будет хорошо.

Впервые за все время я хотел, чтобы мгновение замерло. Чтобы оно осталось, как послушный пес, вроде меня, и двигалось, только если ему прикажут. Возможно, в комнате не было страсти – она выцвела годы назад вместе с ковром – но было что-то иное. Что-то столь же – нет, более – важное. Можно было ощутить это, просто войдя в комнату, просто увидев их сидящими вместе, бок о бок, наполовину закутанными в пуховое одеяло. Любовь. Вот что вы чувствовали. Исходящую от каждого уголка комнаты, содержащуюся в каждом предмете. Это звучало сентиментально, но это была правда. И как бы то ни было, я лабрадор.

Я исключительно сентиментален.

Но как подтвердит любой старый пес, ничто не стоит на месте. Ничто не вечно. Щенячья любовь вырастает в собачью любовь, которая затем становится старой собачьей любовью. Она ковыляет годами, но в итоге эту любовь усыпляют. Так что я не мог не думать, что этот момент уже является моим воспоминанием, причем ностальгическим.

Любви, понял я, будет недостаточно.

– Ты прав, Принц. Ситуация очень серьезная. – Генри был, конечно, единственным псом, к которому я мог обратиться. Другом, наставником, лабрадором – он был единственным, кто мог полностью понять, что я чувствую. Он также был, как я надеялся, единственным, кто мог предложить решение.

– Так что мне делать?

Мы лежали бок о бок в траве, на виду у Адама и Мика. Они беседовали на скамейке – на той, что стала свидетельницей вчерашнего чудовищного пленения. Потому что так я это рассматривал. Как пленение. Адам попал в ловушку, из которой не мог выбраться в одиночку.

Я начал жевать край палки, тревожно ожидая решения Генри.

– Тебе нужно больше информации, больше правдивой информации, прежде чем предпринять какое-то действие, – заключил он. – Когда ты снова увидишь их вместе?

– Он сегодня идет к ней домой на сеанс ароматерапии. Она говорит, его аура в состоянии напряженного внутреннего конфликта, и она может его излечить. Он берет меня с собой, чтобы Кейт ничего не заподозрила. – Боюсь, это все была правда. Приманка в виде посещения дома, который завораживал его на протяжении нескольких месяцев, вместе с возможностью узнать Эмили лучше, очевидно была чрезмерной для Адама.