– Привет, красотка! – Оля вошла тихо, так тихо, как умела ходить только она. – Ты как?

Лене показалось, что от нее пахнет цветами. Она открыла глаза и тотчас зажмурила их.

– Знаешь, здесь так светло, прямо глаза режет… Как дела? Я так тебя ждала.

Оля, поставив на пол тяжелую сумку, вероятно с продуктами, присела на краешек кровати и взяла Лену за руку.

– Я видела его. Представляешь, прихожу, а он там. Переживает, никак не может понять, где мы взяли деньги на операцию. Понимает, что ты в больнице, но не знает, как тебя найти. Думаю, очень обижен на то, что ты не обратилась за помощью к нему…

– Я пожалела уже тысячу раз, но тогда некому было подсказать мне… У меня все в голове помутилось. Я так боялась, что когда он увидит меня, то сразу бросит. Хотя я должна была понять, что совершаю ошибку… Константинов, наверное, вызвал милицию, он не поверил мне, что я верну эти деньги…

– А мне так кажется, что твой Бессонов все устроит и что он сам вернет ему деньги. Ты мне вот что скажи: сообщить ему, где ты, или по-прежнему будем играть в прятки? Ты бы видела, как он переживает…

– Оля, теперь-то, когда все позади… Ты только посмотри на меня. На кого я похожа? Разве такую девушку можно любить? Нет, я не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы я решилась показаться ему и все рассказать… И еще… Мне кажется, я знаю, кто меня порезал.

– Знаешь? И кто же?

– У меня пока нет сил проверять, а так, без доказательств, я не могу назвать имя этого человека… Мне нужно время, чтобы прийти в себя и встретиться с этим человеком.

– Ты скажи хотя бы, это мужчина или женщина?

– Нет, Оля, и не проси… И вообще давай о тебе: как твой Собакин? Ты же обманула меня, когда сказала, что он тебя бросил. Я же видела недавно, как блестели твои глаза… Ты по-прежнему встречаешься с ним?

– Да, встречаюсь. Но понимаю, что рано или поздно все равно мы расстанемся. Ты была права, у него семья, он любит свою жену, а меня если и любит, то по-другому… Я ему нужна для вдохновения. Он же – режиссер… Ох, так тяжело все это, и знаю, что увязаю все больше и больше в этой паутине, и остановиться не могу…

– Так и следишь за его окнами?

– Слежу. – Оля опустила руки и принялась рассматривать их. – Не знаю, сколько еще продлится это безумие…

– Хорошо, что ты еще понимаешь, что это безумие. Надеюсь, он-то, Собакин, не знает, что ты снимаешь комнату напротив его дома?

– Нет. Ладно, бог с ним… Я принесла тебе поесть, салаты разные, фрукты, мясо… Ты должна нормально питаться, чтобы скорее поправиться.

И Оля, вздыхая о своем, принялась доставать из сумки баночки и пакеты с провизией. Складывала это на столик, в холодильник, тумбочку…

– Мама… – вдруг охнула она, и Лена услышала, как на пол что-то упало. – Не поняла… Смотри…

У Оли в руках была новенькая книга Виктора Гюго «Человек, который смеется».

– Откуда она у тебя? – стараясь сохранять спокойствие, прошептала Лена. – Это ты купила ее? Но зачем?

– Лена, я ее не покупала… – Оля залилась краской до самых ушей. – Ты веришь мне?

– Но она была у тебя в сумке… Это же не иголка, это толстая книга…

– Во-первых, она легкая… Не знаю уж, как полиграфисты умудряются печатать на такой тонкой бумаге, но книга почти ничего не весит…

– Ты оставляла эту сумку где-нибудь?

– Конечно! И не один раз! В магазинах. Запирала в шкаф. Одна ячейка и вовсе не закрывалась, но я плюнула на это дело, подумаешь, кому могут понадобиться салаты, это же не деньги…

– Наверно, тогда и подложили эту книгу…

– Я вышла из дома, сумка была пустой, сложенной и лежала у меня в дамской сумочке, можешь мне поверить. Ты думаешь, это снова знак?..

– Оля, мне тяжело тебе говорить такое, но со мной это уже случилось, а с тобой… Словом, будь осторожна. Когда меня порезали, у меня дома тоже появилась на видном месте такая же книга. Правда, это была моя книга, но все равно… И ее взяли на экспертизу… Эта же совсем новая… Открой ее и посмотри, не обведены ли некоторые абзацы красным фломастером.

Оля дрожащими руками принялась листать книгу. И вдруг вскрикнула.

– Но я-то тут при чем? Я же к твоему Бессонову не имею никакого отношения!

– Прочти то, что обведено…

– «Судя по всему, над этим лицом поработали искусные фабриканты уродов, – начала она, заикаясь. – Очевидно, какая-то таинственная и, по всей вероятности, тайная наука, относившаяся к хирургии так, как алхимия относится к химии, исказила, несомненно, еще в очень раннем возрасте, его природные черты и умышленно создала это лицо». Все читать?

– Да. Я хочу понять, чего от нас хотят.

– Ладно. «Это было проделано по всем правилам науки, специализировавшейся на надрезах, заживлении тканей и наложении швов: был увеличен рот, рассечены губы, обнажены десны, вытянуты уши, переломаны хрящи, сдвинуты с места брови и щеки, расширен скуловой мускул; после этого швы и рубцы были заглажены и на обнаженные мышцы натянута кожа с таким расчетом, чтобы навеки сохранить на этом лице зияющую гримасу смеха; так возникла в руках искусного ваятеля эта маска – Гуинплен».

– Был увеличен рот… Это про меня. Дальше что?

– «…рассечены губы, обнажены десны, вытянуты уши…»

– Что там про щеки?

– «…сдвинуты с места брови и щеки». О чем ты думаешь, Лена?

– Знаешь, мне все больше и больше кажется, что все это, я имею в виду то, как надругались над моим ртом, – болезненная фантазия какого-нибудь пластического хирурга… Мне почему-то кажется, что он, этот ненормальный, словно репетирует, оттачивает свое мастерство, стремясь в конечном итоге сотворить Гуинплена…

– Думаешь?

– Пока еще не знаю. Но предполагаю.

– Ты сказала, что кого-то подозреваешь.

– Да, но пока еще, говорю, у меня нет доказательств…

– И ты думаешь, что этот псих станет так грубо резать рот вместо того, чтобы орудовать скальпелем, во всяком случае, профессиональным хирургическим инструментом?

– Этот человек мог возомнить себя хирургом. Оля, я не знаю, кто это, но могу сказать одно – этот человек может иметь отношение к твоему роману с Собакиным. Ведь до того, как ты появилась в моем доме, я жила спокойно. Больше того, я даже была счастлива. Это не ты, случайно, задумала вместе с гениальным режиссером снять фильм о… Гуинплене? Почему ты пришла именно ко мне? Разве рядом нет квартир?

– Мне уйти? – Глаза Оли наполнились слезами. – Ты думаешь, я не понимаю, что ты все это время подозревала меня… Давай звони в милицию, прокуратуру, куда хочешь, пусть меня хватают, задерживают… Но зачем мне уродовать тебя?