Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разве вы никогда не были влюблены по-настоящему? — повторил Перси.
Тут дедушка перевел взгляд на бабушку. Она сидела на своем стуле, курила и смотрела в окно — такая же красивая, как всегда, в серой кофте на пуговицах и с золотыми серьгами в ушах.
— Я до сих пор влюблен, — проговорил дедушка.
А когда проходил мимо бабушки, чтобы вылить уксус из чашки, наклонился и попытался погладить ее мимоходом по щеке своей мозолистой ладонью. Но она отстранилась — так резко, что серьги закачались в ушах.
— Прекрати свои глупости, — велела она.
Дедушка ушел, не сказав ни слова. И мы с Перси тоже. А жечь и вправду стало меньше.
Дед стоял у большого валуна. Камень возвышался среди грядок клубники — круглый и черный, словно надгробный памятник. Казалось, всё зло, печаль и отчаяние впитывались в него год за годом и делали только тяжелее и чернее. Дедушка прижался лбом к его шероховатой поверхности и тихо ругался:
— Как же я ненавижу этот чертов валун! Ну зачем, зачем он тут вырос?
— Это его Бог сбросил, — предположил я. Дедушка посмотрел на меня покрасневшими глазами, будто не узнавая. Потом протянул руку, словно хотел погладить меня по волосам. Но отвел ладонь и вместо этого вытер свой лоб.
— Может, и так, Ульф, — проговорил он. — Но послан он мне в наказание.
— Хотите, я почитаю про Буффало Билла? — предложил Перси.
— Нет, идите-ка лучше в дом. А я тут побуду немного один.
Мы оставили его у камня и ушли.
— С чего тебе взбрело, что этот камень от Бога? — спросил Перси.
— Пойдем посмотрим в Библии, — предложил я. — Сам убедишься.
Мы устроились в кормовом салоне, где ночью спали мама и папа. Здесь под хрустальной люстрой на круглом столе, покрытом кружевной салфеткой, лежала большая семейная Библия. Она была такая тяжелая, что я брал ее вместо гири, когда упражнялся в накачивании мускулов. Мне хотелось стать похожим на Каина на странице 7. Или на Самсона, который унес городские ворота на странице 335. Вот бы у меня были такие же крепкие и бугристые мускулы, как у них!
В бабушкиной и дедушкиной Библии было полным-полно картинок.
Их нарисовал какой-то Доре. Рисунки у него получились вполне ничего. Хотя им, конечно, далеко до тех классных обложек, которые делает Курт Ард[4]для журнала «Аллерс».
Почти в самом начале была иллюстрация «Сотворение Евы», на которой Ева выходила из зарослей. Бог только-только сотворил ее, и теперь она направлялась к Адаму. Одежду в ту пору еще не придумали, так что она была нудисткой. Грудь у нее открыта, но низ живота заслоняет ветка.
Забавней всего был рисунок на странице 1051 — «Высохшие кости оживают». Ничего подобного я не видывал: толпы скелетов вылезают из-под земли и напяливают на себя свои черепа. Жуть! Мне после этой картинки кошмары снились.
Надо будет обязательно ее Перси показать.
А пока, опустив Библию на пол, я раскрыл ее на странице 287.
— Вот, посмотри сам, как Бог швыряет камни, — сказал я.
Картина называлась «Господь посылает дождь из камней на амореев[5]». Мы улеглись на животы и стали ее рассматривать.
С неба градом падали огромные, смертельно опасные глыбы — прямо на головы сидящих на верблюдах амореев, а те тщетно пытались от них увернуться.
— Почему Бог забрасывает их камнями? — удивился Перси.
— Не знаю. Может, они лопухнулись как-нибудь, вот он и рассердился.
Перси коснулся пальцем упавшего верблюда.
— Так нельзя! Ну ладно, пусть он на этих дядек осерчал. Но чем верблюды-то провинились?
— Откуда мне знать! Видимо, под горячую руку попали. Бог — он как дедушка: рвет и мечет, чуть что не по нем.
В комнату вошла бабушка. Увидев, как мы тихонько устроились на полу и читаем Библию, она всплеснула руками и улыбнулась, словно стала свидетелем чуда. Она была немного религиозна.
— Вот молодцы! Как славно, что вы изучаете Библию, — похвалила она. — Я и не догадывалась, что вы так интересуетесь Священным Писанием.
— Да мы просто картинки разглядываем, — сказал я.
— Ну, не буду вам мешать, — кивнула бабушка.
Когда мы вдоволь насмотрелись на все эти камни, Перси нашел другую картинку под стать. Там Бог в гневе послал на землю дождь — да такой, что вся земля утонула во Всемирном потопе. Мы разглядывали животных, из последних сил пытавшихся спасти своих детенышей. Они выталкивали их на скалы, а Бог даже пальцем не пошевелил, чтобы им помочь.
— Надо научиться плавать, — вздохнул Перси.
— Ага, на тот случай, если Бог снова разгневается.
— Бог тут ни при чем. Я вот думаю: не отправиться ли нам завтра в бухту?
— Может, не стоит?
— Не-ет, раз я провожу летние каникулы на острове — пусть всё будет как положено. Я ведь поспорил с отцом, что, пока буду у вас гостить, научусь плавать и смогу проплыть двадцать метров. И я этого, черт побери, добьюсь! А тебя кто научил плавать?
— Бритта Лёв, — сказал я. — Ей было лет четырнадцать, а мне — пять. Папа и мама платили ей за занятия. Но она здесь больше не живет.
— Тогда ты сам меня научи.
Я вздохнул. Потому, что вспомнил про Пию. Мне не хотелось, чтобы Перси слишком часто с ней встречался.
— Сколько ты мне заплатишь?
Перси закатил глаза, словно пробовал подсчитать в уме.
— Ладно, я пошутил, — сказал я. — Залезай-ка на диван и ложись на живот.
Я надеялся, что за один вечер он не выучится. Это никому не под силу. Так что можно было не тревожиться понапрасну. Сначала я показал Перси, как грести руками, потом — ногами. Потом я позволил ему прогрести от дивана до комода, где родители хранили свое белье. А потом вокруг круглого стола — до портрета бледной кареглазой тетеньки с веером.
— Раз, два, три. Раз, два, три, — считал я, пока он продвигался по полу.
Перси быстро освоил «сухое плавание».
— Черт, а здорово получается! — ликовал он. — И ничего сложного. А теперь пошли прибьем еще пару досок к нашей хижине.