Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы чрезвычайно проницательны. Но Джоанну не должны касаться никакие подозрения, милорд. Прекратите это.
— Милорд…
— Оставь нас, Джоанна. Этот разговор не для твоих ушей.
Его тон не допускал возражений. Она начала обрывать лепестки цветов из свежего букета, глядя на мужчин, угрюмо уставившихся друг на друга, и никак не могла решить, уйти ей или остаться. Отец Мак-Кечни слышал, однако, достаточно, чтобы сообразить, что в воздухе запахло ссорой. Он схватил Джоанну за руку и заговорил с воодушевлением:
— Вы заденете чувства здешних женщин, если не попробуете хотя бы несколько особых блюд. Пойдемте. Они очень расстроятся, если не услышат хотя бы крошечную похвалу от своей новой госпожи. Вы помните, как сказать «спасибо» по-гэльски?
И священник утащил Джоанну подальше от обоих мужчин. Оглядываясь на них, она пыталась увидеть, что же происходит. Николас выглядел рассвирепевшим. Так же, как и Мак-Бейн. Ее супруг все время говорил. Николас, заметив, что она наблюдает за ним, сказал что-то Мак-Бейну, тот кивнул, и они оба повернулись и скоро исчезли внизу за косогором.
Она увидела их снова, поднимающихся на холм, когда солнце уже стало клониться к западу, и испустила громкий вздох облегчения. Оранжевые полосы от заходящего солнца расцвечивали небо за их спинами. Их силуэты, черные на этом ярком фоне, казались какими-то мистическими существами. Словно они поднимались из-под земли, подобно могущественным, непобедимым божественным воинам, легким и грациозным.
Да, они были самыми лучшими воинами из всех, каких она когда-либо видела. Архангел Габриэль наверняка улыбнулся бы, глядя на эту пару: они были вполне достойны его образа.
Джоанна улыбнулась этим своим мыслям. Но когда она увидела их лица, она едва не задохнулась от охватившего ее ужаса. У Николаса разбит нос, правый глаз заплыл. Мак-Бейн тоже был не в лучшем виде. Кровь сочилась из глубоких порезов на лбу и в углу рта.
Кто-то закричал при их появлении, она не поняла кто. Ей захотелось броситься к Николасу, поглядеть, тяжелы ли его раны, но только лишь она подобрала подол платья и кинулась бежать, как поняла, что сначала она должна подойти к Габриэлю. Ведь он ее муж, и о нем она должна думать прежде всего. И, может быть, она сумеет сделать так, что он сменит гнев на милость и позволит брату остаться еще на несколько дней.
— Вы дрались!
Она выкрикнула это обвинение, добежав до мужа. Черт возьми, само собой разумеется, они дрались. Его не слишком заботило недовольство, прозвучавшее в ее голосе.
Джоанна вытащила из рукава платья льняной платок и, встав па цыпочки, промокнула кровь на лбу и увидела, что рана была глубокой. Она мягко отвела назад его полосы, мешавшие ей, но он смахнул волосы обратно. Он не привык, чтобы кто-то беспокоился о нем, и не знал, как отнестись к ее заботам.
— Стойте тихо, милорд, — приказала она. — Я не собираюсь делать вам больно.
Мак-Бейн послушно замер и позволил ей хлопотать над ним. Проклятье, но ее поведение понравилось ему. И не то что она промокала кровь на его лбу. Ему понравилось, что она подошла сначала к нему.
— Так вы разобрались с тем, что вас задевало? — поинтересовалась она.
— Разобрался, — угрюмо ответил Мак-Бейн.
Она перевела взгляд на брата:
— А ты, Николас?
— Да. — Его голос был не менее угрюм. Она снова повернулась к Мак-Бейну:
— Зачем вы задеваете Николаса? Ведь знаете, что он мой брат. Мои родители взяли его, когда ему едва исполнилось восемь лет. Он был с нами, когда родилась я, и я называла его братом с того самого момента, как научилась говорить. Вы должны принести ему извинения, милорд, супруг мой.
Мак-Бейн не обратил никакого внимания на ее слова и, отбросив ее руку подальше от своего лица, повернулся к Николасу.
— А теперь попрощайтесь с ней, — приказал он. — Вы никогда больше не увидите ее.
— Нет! — выкрикнула Джоанна. Она вырвалась из рук мужа и кинулась в объятия брата. — Ты не сказал мне правды о нем, — прошептала она. — Он не добрый человек. Он черствый и жестокий. Я не могу представить, что никогда не увижу тебя снова. Я не вынесу этого. Я люблю тебя. Ты оберегал меня так, как никто. Ты веришь в меня. Николас, пожалуйста, возьми меня домой. Я не хочу здесь оставаться.
— Вздор, Джоанна. Все будет хорошо. У Мак-Бейна есть веская причина, чтобы ни я, ни мои люди не задерживались здесь. Учись доверять мужу.
Говоря это сестре, Николас не отрывал взгляда от Мак-Бейна.
— Но почему он не хочет, чтобы ты приезжал сюда? Николас покачал головой. Она догадалась, что он не станет этого объяснять.
— Что передать от тебя матушке? Я увижу ее в следующем месяце.
— Я поеду домой вместе с тобою.
Улыбка брата была исполнена нежности:
— Но ты уже замужем, Джоанна. Здесь твой дом. Ты должна оставаться с мужем.
А она никак не могла оторваться от брата. Николас наклонился, поцеловал ее в лоб, осторожно разжал и отвел от себя ее руки и слегка подтолкнул ее к мужу.
— Хорошо обходитесь с нею, Мак-Бейн, или, клянусь всеми святыми, я вернусь сюда, чтобы убить вас.
— Это ваше право, — отозвался Мак-Бейн. Он прошел мимо Джоанны и ударил ладонью по ладони Николаса: — Мы с вами пришли к пониманию. Мое слово крепко, барон.
— Так же, как и мое слово, милорд.
Мужчины кивнули друг другу. Джоанна смотрела на брата, и по лицу ее текли слезы. Его скакун был уже оседлан и готов к дороге. Николас вскочил на него и, ни разу не обернувшись, спустился с холма.
Когда он исчез из виду, Джоанна огляделась. Она стояла одна на краю поляны, такая же опустошенная и одинокая, как и все вокруг. И пока солнце не исчезло за горизонтом, она стояла неподвижно на пронизывающем ветру.
Трясясь от холода и потирая замерзшие руки, она медленно направилась обратно во двор. На дороге не было видно ни одного шотландца, или так ей казалось. Но, дойдя до середины поляны, она вдруг увидела своего мужа. Он стоял, прислонясь к дверям башни, и наблюдал за нею.
Джоанна отерла слезы с лица, распрямила плечи и поспешила вперед. Она торопливо взбиралась по ступенькам с одной-единственной целью. Возможно, это выглядело по-детски, но она решилась без обиняков, прямо высказать ему, как он ей противен.
Но ей не удалось этого сделать. Как только она приблизилась, Мак-Бейн обхватил ее и крепко прижал к себе.
Он старался утешить ее, и это ее смутило. Он был единственной причиной ее огорчения, и вот теперь он старался утешить ее.
Да, так оно и было. Этот длинный трудный день слишком измотал ее, и, конечно, только поэтому она не попыталась вырваться из его объятий. Он был удивительно теплый, а ей необходимо согреться. Так сказала она себе. Но как только уйдет холод, она задаст жару своему супругу. Вот только согреется сама.