спал. Было прохладно. Корнев застегнул кожанку, закурил и двинулся по незнакомой улице. Вдалеке улица превращалась в широкий проспект. Горели уже ненужные фонари. На горе стоял массивный кинотеатр, выставив вперед слоновые ноги колонн. По дороге тарахтела инвалидная коляска. Сверкнул дугой трамвай…

Осмотрев близлежащий район, он спустился по широким ступеням к реке. Холодная вода волновала водоросли возле берега. Покачивались на волне сухие камышинки.

Оставляя четкие следы на мокром песке, Корнев медленно побрел по берегу, размышляя о создавшейся ситуации.

«Что было б, если бы они узнали, что мы с Ольгой живем! — подумал он. — Пока-то я в качестве жениха… Конечно, лучше б не ездить с ней…»

В стороне, почти на самом берегу, торчал деревянный магазин. Возле служебного входа стояла пирамида бутылочных ящиков. Немного в стороне, на ящике, сидел сторож. Напротив него сидел Ольгин отец. Сторож и отец пили красное вино и жаловались друг другу на жизнь. В ногах сидела пестрая дворняжка и слушала.

Отец увидел Корнева, погрозил ему кулаком и грозно сказал:

— Не подходи лучше!

Подумав, обидеться или нет, Корнев повернул обратно. Добрел до дому, сел на мотоцикл и уставился в голубеющую прореху неба над окраиной города.

Так бы он просидел долго, если бы в окно его не увидела Ольга. Она помахала рукой, но Корнев показал, что в дом не пойдет. Тогда она вышла сама.

— Спать надо. Утро уже.

— Может быть, я лучше поеду? — спросил Корнев.

— Как тебе хочется, — ответила она.

— Да. Наверное, поеду, — решил он. — А ты, как нагостишься, приезжай. Не задерживайся только.

— Всего два дня.

— Два — тоже долго. Я ведь, когда спать ложусь, и то стараюсь подольше не засыпать, чтобы с тобой не расставаться…

— Чудак, — радостно усмехнулась она.

— Ольга-а! — крикнула с балкона мать. — Не маячь во дворе!

— А мы уезжаем! — ответила Ольга.

— Как же так! — всполошилась мать. — А мы хотели завтра собраться с родственниками…

— Когда приеду на защиту диплома, — пообещала она.

— Войди-ка в дом!

Ольга ушла. Спустя полчаса вернулась с матерью, неся каски и сумки. Василий Петрович принялся увязывать багаж, а мать ни на минуту не отходила от дочери: все наставляла ее, сокрушалась, что не погостили, ругала отца…

Километров двести они проскочили одним махом. Тяга ко сну заметно уменьшилась от свежего встречного ветра, а Ольга уже успела немного выспаться на спине Корнева. Когда они остановились размять ноги, он глянул на небо и увидел толстую грозовую тучу. Мерцали молнии. Тревожно замотали верхушками березы…

— Этого нам только не хватало! — вымолвил он с досадой.

Мотоцикл стоял на грунтовой дороге, и, если только начнется дождь, дорога превратится в мокрое мыло.

— Садись… Сколько успеем, — сказал он Ольге.

Вздымая за собой столб пыли, они помчались на большой скорости. Ревел мотор, колеса прыгали по ухабам… Но в тучах мелькнуло, грохнула канонада, и первые тяжелые капли ударили по лицу. Он сдвинул очки на нос и, едва различая дорогу, катил вперед, стараясь проехать еще и еще, пока колею не расквасило. Сумки болтались на багажнике — ехать становилось тяжелее. Ольга спряталась от ливня за его спиной, но вскоре и она промокла до нитки.

Корнев остановился — от постоянного напряжения свело судорогой пальцы. Он принялся растирать руки и мотать ими. По каскам еще сильнее задолбил ливень. Дорога на глазах превращалась в месиво, по которому с трудом ползли трактора и машины…

— Может, доедем до деревни и остановимся? — спросила Ольга.

— Ничего не получится: после дождя еще неделя потребуется, чтобы дорога подсохла… Надо ехать.

Он вновь взялся за руль, и мотоцикл пополз. Заднее колесо юзило и выворачивалось, выбрасывая комья грязи. Иногда они скользили на одном месте, кое-как удерживаясь, чтобы не свалиться в канаву… Понятие «время» утеряло смысл. Они старались как можно дальше пробраться вперед, зная, что впереди еще более сотни километров дождя.

После трех часов этой битвы с дорогой и небесными силами они остановились возле небольшой рощицы. К тому времени они все-таки успели несколько раз перевернуться, и лица их, и одежда были густо покрыты грязью. Мотоцикл тоже был весь вывалян в грязи, двигатель раскалился. Бензин был на исходе, и Корнев, подремав на пне под крупнокалиберными каплями, встал и вышел на дорогу, в надежде остановить машину.

Ольга с обочины казалась слабым, беззащитным котенком. Она ежилась от сырости, хлюпая покрасневшим носиком. Ее фигура, казалось, росла у подножья березы и мокла под дождем потому, что не было у нее ни дома, ни другого места на земле. В глазах ее жили покорность и всетерпение.

Мимо прогремел трактор с лафетом. Водитель любопытно глянул на Корнева и покатил дальше. Вскоре, роя грязь, выкарабкался грузовик. Корнев махнул рукой — он остановился.

— Что? Стакан бензину? — хохотнул шофер.

Глядя, как Василий Петрович доит его бак, он спросил:

— Далеко, приятель, путь держишь? — и одарил мотоцикл презрительным взором.

— В Елабугу, — сказал Корнев.

— Так ты не туда. Эта дорога на Пермь.

— Брось! — распрямился Корнев. — Так как же теперь-то?

— Тебе надо выбираться на дорогу Казань — Уфа. Вернешься обратно. Тут всего десять километров… Увидишь белую церковь — и за нее, вправо…

Уже темнело, когда на горизонте показались свечи елабужских колоколен. Эти красотки стояли среди частных изб, огородов и заборов. Незадолго до Елабуги дождь прекратился, и теперь встречный ветер сушил на лицах грязевые маски. Началась спасительная асфальтовая дорога.

Корнев вел мотоцикл, и ему не верилось, что они чуть ли не дома. Ольга держалась сзади в обхват и как бы застыла за его спиной.

— Остановимся? — спросил он ее.

Ей очень хотелось, чтобы он остановился, но она ответила неопределенно:

— Как хочешь…

— Ну, тогда терпи! — крикнул он и, минуя городок по объездной дороге, вкатил в лес.

Дорога здесь была оживленнее, и он включил фару. То и дело навстречу попадались грузовые машины, автобусы, легковушки. На камском берегу осторожно вскарабкались на паром по трапу, заляпанному жирной глиной. Корнев заплатил за перевоз, и они, в ожидании отправки, повисли на перилах. Взгляд Ольги был пуст. Она безразлично смотрела в глубины Тарловского бора, где ели и сосны стояли по грудь в ночном тумане. Из тумана с трудом, будто из болота, поднималась надраенная луна…

Корнев обнял Ольгу и прислонил ее голову в грязной каске к своему плечу… Что-то кричал в мегафон помощник капитана, командуя погрузкой транспорта. Потом рявкнул гудок, ему откликнулось эхо, увязая во влажной темноте. Загудел двигатель, палуба задрожала, будто в ознобе, и паром отчалил. В небольшой будочке на носу бренчала гитара. Курили возле машин уставшие шоферы, сплевывая в Каму, посматривая