Хорошо хоть цепи удлинили! Дэви смог войти в ванную, примыкающую к комнате, и залезть в ванну. Вымыться он хотел и до нынешнего случая, но теперь, покрытый физиологическими жидкостями аж трех видов, чувствовал не желание, а острую потребность.

Ванная оказалась такой же, как в обычных квартирах, только большое зеркало над раковиной явно сняли – с силиконовым герметиком отодрали краску и внешний слой гипсокартона, – а на его место повесили маленькое стальное. Дэви разок глянул в него и отвернулся.

С рубашкой Дэви едва справился. Вроде бы одноразовая целлюлозная, но с какими-то волокнами, не дающими ее порвать. Завязки на спине развязать удалось, а вот снять не позволили цепи. В итоге Дэви набрался силы и порвал рубашку в плечах, чтобы содрать с цепи, смял в комок и выбросил в корзину для мусора.

Есть ли в ванной камера, Дэви не знал. Он задернул душевую занавеску, подставил лицо струям воды и дал волю слезам. Дэви очень старался не выдать себя: пусть плеск воды спрячет слезы, но успокоился лишь через несколько минут.

В душе стоял флакон жидкого мыла, и Дэви наносил его снова, снова и снова, пока кожа не заболела. Он понимал, что все смыл, но чистым себя не чувствовал.

Скользкий флакон упал на дно ванны. Дэви застонал, поднимая его, но тут появилась мысль. Он встал спиной к душу, выдавил мыло под наручник на запястье и покрутил рукой, чтобы хорошо распределить.

Дэви дергал и крутил кистью, стараясь расслабить ее, и спустил наручник до основания большого пальца. Прокладка манжет чуть обмялась, но наручник застрял сразу под пястно-фаланговыми суставами. Впрочем, Дэви и не рассчитывал продвинуть его так далеко. Интересно, что получится, если намылить оба запястья и прыгнуть?

Дэви посмотрел на свои ноги. Сколько мыла ни лей, ограничители со стоп не стянешь! Он вздохнул и смыл мыло из-под манжет.

Обсыхая, Дэви глянул в зеркало и вздрогнул. Рубец на груди изгибался дугой на дюйм ниже ключицы. Судя по ярко-красному цвету, он еще не зажил. Прямой рубец поменьше, на той же стадии заживания, краснел посреди шеи слева. Хотелось выдрать из-под кожи то, что туда подсадили, но, судя по виду рубца, часть имплантата находилась близ яремной вены.

Дэви заглянул себе в глаза. Рубцы пугали и сами, и тем, что скрывали, но увиденное в собственных глазах пугало еще больше. Дэви отвел взгляд, собрался с духом и посмотрел снова.

Обернувшись полотенцем, он вышел из ванной и обнаружил на кровати что-то вроде докторской униформы. Внешние швы штанин от пояса до отворотов закреплялись липучкой – таким брюкам цепи не помеха. На рубашке с коротким рукавом липучка была по боковым швам, от пояса до внутренней части рукава. Он мог натянуть одежду через голову и закрепить по бокам.

Снова надеть брюки было здорово, но Дэви не нравилась предусмотрительность тюремщиков. Видимо, в ближайшее время цепи снимать не собирались.

В комнате мерзко воняло, на полу остались лужи, кучи и следы. Как и себя под душем, пол Дэви вымыл с излишним тщанием.

«Дело ведь не в лужах и не в кучах, а, Дэви? – сказал он себе. – Сколько ни намывай полы, что было, то было, этого не сотрешь. И вероятно, не в последний раз…»

Милли вручила Соджи стопку объявлений, скобозабиватель и привезла на Колумбия-роуд к приюту для бездомных «Крайст-хаус».

– Я здесь поспрашиваю, – пообещала Соджи. – Если что-то выведаю, позвоню тебе.

Милли дала ей мелочь:

– Даже если ничего не выведаешь, позвони часов в пять, ладно?

Соджи почмокала губами и наконец согласилась:

– Ладно, часов в пять.

Милли поймала такси и вернулась на улицу напротив кофейни «Интерробанг». Она перешла через дорогу, свернула за угол и вышла к Отправной Зоне, как теперь называла место, где убили Брайана Кокса и, возможно, в последний раз видели Дэви.

Хотелось думать, что Дэви «отбыл» отсюда не так, как Кокс.

Вообще-то Милли уже позавтракала с Соджи, но вошла в кофейню и попросила столик у окна. У того самого окна…

Окна кофейни были облеплены объявлениями о разных шоу, танцевальных классах, занятиях боевыми искусствами; разные люди искали соседей для съемной квартиры. Даже если объявления сдирали, слои пожелтевшего скотча образовывали рифы и отмели. Только это окно выглядело иначе: в него недавно вставили новое стекло – буквально на днях. Несколько объявлений вокруг него наклеили, но старые следы не просматривались.

Милли заказала кофе, однако пить не стала. Она надеялась, что администрация усилила бдительность и не позволяет посторонним обслуживать клиентов, но сейчас устраивать проверку не желала.

Судя по странноватым ощущениям, сегодня начался новый этап поисков. Накануне Милли высматривала агентов АНБ, но никого не увидела. Она понимала, что они держатся поодаль, ориентируются на жучок и на периодические проверки, рассчитывая, что похитители Дэви на нее клюнут. После недели, прожитой в Стиллуотере под колпаком АНБ, отсутствие слежки ощущалось физически.

Но сегодня у Милли спина зудела от чужих взглядов.

Они здесь!

Милли посмеялась над собой: «У тебя галлюцинации!»

Зуд не утихал, но сколько Милли ни ерзала на стуле, почесаться не получалось.

Из «Интерробанга» Милли зашагала в восточном направлении. На тротуарах было столько народу, что незаметно следить за ней мог любой. Мимо проехало одно такси, второе. Третье Милли остановила и, невольно вспоминая Шерлока Холмса, сказала:

– Национальная аллея, пожалуйста, со стороны Капитолия!

Таксист высадил ее на углу Четвертой и Индепенденс-авеню, и Милли по траве прошла к Восточному корпусу Национальной галереи искусства. Она поднялась на второй этаж, где под крышей из фацетированного стекла парит огромный красно-черный мобиль Колдера. Едва она добралась до верхней ступеньки лестницы, дверцы лифта открылись и вышла женщина с капризным ребенком в коляске. Милли не слышала, чтобы кто-то поднимался за ней следом, однако шмыгнула в лифт. Дверцы закрылись, и она поехала вверх. Когда дверцы открылись, она не вышла, а нажала на кнопку нижнего этажа, спустилась в подземный вестибюль и по траволатору перебралась в старый Западный корпус. С траволатора Милли отправилась в сувенирную лавку и, встав за внутренней витриной, пригляделась к выходящим из Восточного корпуса. Напротив по стеклянной стене кафе «Каскад» лилась вода.

Пролетело несколько минут, и Милли нахмурилась. Она увидела группу японских туристов, семью из пяти человек, трех старушек, которые едва ковыляли, одна на ходунках-опорах, мужчин с мольбертом и с деревянным ящиком с красками. Если АНБ так быстро собрали этот «карнавальный костюм», то она недооценила эту организацию.

Милли почти успокоилась, когда из Западного корпуса вышел мужчина и зашагал вдоль витрины кафе, рассеянно поглядывая на посетителей. Половина мест в «Каскаде» пустовала, и мужчина периодически останавливался посмотреть то на одну группу столиков, то на другую. Он прошел мимо Милли и не заметил ее, потому что она пряталась за витриной. Вот она выбралась из-за витрины и встала так, чтобы глянуть в щель между двумя большими художественными альбомами.