— Звонят и звонят, и молчат, козлы.

— Часто звонят-то, Степаныч?

— Ну, через полчаса, постоянно.

Я задумалась, становилось интереснее.

— Сейчас я подойду, жди меня.

— Да куда я денусь-то?

Я положила трубку и посмотрела на Свету.

— Что, Татьяна?

— Иди-ка домой, а лучше — к подружке куда-нибудь.

— А как же работа?

— Ты сегодня выходная.

Мы убрали стаканы и пустую бутылку на место. Пусть Ермаков думает, что выдохлось. Наведя порядок на личиках, мы со Светой вышли в коридор. Закрыв дверь, я тут же столкнулась лицом к лицу с двумя мужчинами. Вторым был Ермаков, первым — Игорек!

Я тут же отступила в сторону, прижалась спиной к стене, правую ногу выставила вперед, чуть присела на левой. Руки на одной линии, левая над правой. Игорек вытаращил глаза и, медленно пятясь по коридору, сунул руку себе за пазуху.

Ермаков поморгал глазами на нас обоих, подошел ко мне.

— Что за кино вы здесь кажете? Игорь, вот та баба, о которой тебе говорили.

Меня даже передернуло:

— Петрович! Какая баба!

— Извините, — равнодушно ответил он и, ткнув пальцем в сторону Игорька, сказал: — Человек от Зелепукина, — развернулся и пошел.

Мы с Игорьком стояли и смотрели друг на друга. Не знаю, о чем думал он, но я оценивала, как ему лучше навесить: слева или снизу.

— Ну, ты что раздергалась? — Он вынул руку, поправил пиджак. — Олег сказал быть при тебе и прикрывать своим телом. Пошли — прикрою.

— Ты, малыш, попытался уже как-то раз и чуть глазки не прикрыл.

Лицо Игорька пошло пятнами, а глаза запали так глубоко, что их и видно не стало.

Света подала голос:

— Да вы что? Перестаньте.

Действительно, и что это я? Я усмехнулась, дернула плечами, сгоняя напряжение, и скомандовала своему незадачливому телоприкрывателю:

— Пошли.

Сидя в Игоревом «фольксе», я разъяснила диспозицию, а потом двинула к Степанычу. Подходя к подъезду, незаметно оглядела окрестности — вроде ничего подозрительного.

У Степаныча дверь была открыта, сам он сидел на кухне и читал «Общую газету».

— Почему дверь не закрыта, хозяин?

— Валька вышла, наверно, она и забыла закрыть.

— Степаныч, у меня знакомый сейчас едет как раз в сторону твоей дачи, если хочешь — подбросит.

— Точно? Ну давай. Это хорошо. Я быстро.

Степаныч начал суетиться, я осматривалась по сторонам, где же я видела?.. А, вот они! — за кухонной дверью на стене дощечка, из нее торчали три гвоздя. На всех висели ключи. Я подумала и незаметно сняла дальние два. Зачем ломать дверь, если ее можно открыть?

— Готов, Степаныч?

— Как пионер!

Сутулый сморщенный старикан нацепил на себя рюкзак и засаленную кепку-бейсболку. Вид такой несуразный, как у гномов в мультиках.

Мы вышли из подъезда, здесь же сразу стоял «Фольксваген» с открытой дверью.

Степаныч усаживался долго, хозяйственно и шумливо, я кусала губы и посматривала по сторонам. Конспирация ни к черту, следить могли и из окна у меня за спиной. Но не стану же я ему объяснять, что его квартира нужна как засада для «жильца».

Степаныч — единственный, кто знает его в лицо, и логично ожидать визита. Но как тут добиться быстроты в движениях, когда Степаныч сначала собрался сесть прямо с рюкзаком, затем его снял и начал бейсболкой очищать от пятен, потом, поставив его на пол у дверцы, полез, задрав ногу, и испачкал переднее сиденье. И много чего еще было. Игорек молчал и только сопел, глядя перед собою. У меня горели уши. Наконец они отъехали, я поднялась к квартире Степаныча, открыла быстро дверь и юркнула вовнутрь.

До приезда Игорька позвонили один раз. Я сняла трубку и молчала. Кто дышал мне в ухо на другом конце — не знаю, но, взаимно прослушав бронхи, мы положили трубки.

В дверь позвонили три раза: два крайних — длинные звонки, средний — короткий.

Я открыла дверь и запустила Игорька.

— Ау, ты подмылась?

Я быстро ладонью прикрыла ему рот.

— Понял! — отреагировал Игорек и начал раздеваться.

У мужчин, как я замечаю, ширинка расстегивается от одной мысли. Прикладной психокинез.

Я отстранила Игорька — расслабься, дурачок, ночью помечтаешь — и пошла на кухню заваривать чай. У Степаныча кофе не было, а заказать его этому маньяку я забыла. Обиженный Игорек затопал следом, подняв с пола пакет, принесенный с собою.

Кривя губы и ворча междометия, стал швырять на стол купленную еду: сыр, хлеб, колбасу, ветчину.

— Тампонов не было, перетерпишь?

Ну о чем разговаривать с дебилом?!

— Слушайте сюда, юноша! Мы с вами ночуем на этой явочной квартире.

Игорек заржал и поперхнулся.

Я продолжала:

— Если будут звонки по телефону, кашляешь взахлеб в трубку и хрипишь. Если тебя называют Степанычем — опять кашляешь, хрипишь и соглашаешься. Короче, темнишь. Пока мы в этой квартире, ведешь себя тихо, разговариваешь почти шепотом. Если умеешь читать — у старикана куча газет стопочкой сложена. Примерно до одиннадцати сидим со светом, после — в темноте. Может прийти гость, нужно его взять.

— Что еще за гость? — зевнул Игорек.

— Я думаю — мужик, с конкретным желанием макнуть дедулю.

— Да понял, не дебил. Он в темноте и не разберет. Я — дедуля, ты — бабуля.

— Этот дед живет один…

Он взял трубку и начал удушливо кашлять.

— Хто? Хто тама? — сипло спрашивал он.

Оглянулся на меня:

— Трубку положили, позорники.

На улице стало смеркаться. Я плотно закрыла занавески, включила свет и телевизор — не очень громко.

— Игорь, у тебя оружие есть?

— Ну!

— Так приготовь, но сразу стрелять не нужно. Хотелось бы взять гостя живым, если придет.

Игорек достал из-за пазухи потертый «ТТ» и, бравируя, стал разбирать и собирать его на диване.

От быстрых движений его руки часы на запястье пускали блики по комнате. Заметив мой взгляд, он гордо стал объяснять:

— Видишь часы? Семьдесят баксов стоят. Мне их подарили. Где они только не побывали! И в воду ронял два раза, и наступал, и пивом заливал. Они у меня уже четыре месяца, а всего два раза отдавал их в ремонт.

Если бы я не зевала в этот момент, то, может быть, и улыбнулась бы.