Я почувствовала: как ни рада встрече с домом, как ни наслаждаюсь жизнью здесь, но готова в любой момент – обратно, если это будет лучшее, что я способна сделать для своей большой семьи…

Мы с девчонками провели массированную атаку на бедную Катю. Та «раскололась» и поведала наконец о своём загадочном кавалере, о котором поначалу заикнулась было, и Женька мне даже транслировала эту интересную новость во время первого, тибетского, сеанса связи, но потом Катя о нём помалкивала.

Прежде Катя говорила про него «служит», и девочки решили, что воюет, но оказалось другое. Как они не считали – отдельный вопрос.

Когда мы пристали к Кате, и та поняла, что не отвертится, то перво-наперво торжественно объявила, что этот человек теперь и не кавалер вовсе, а жених! Но пожениться они решили, только когда кончится война. «Нельзя же сейчас радоваться: столько скорбей люди терпят!.. Ну, то есть радоваться можно и нужно, – тут же смущённо поправила себя подружка, – но не о себе…» И она, не договорив, подняла глаза к потолку, за которым в вышине, над этажами и крышами, представлялось ей предвечное сияние.

Тайна, которую Катюша нам доверила, была совершенно удивительной: она собралась замуж за молодого православного батюшку!

– Катюша, – осторожно начала я, – а твой… Алёша, да?.. Он знает, где ты работаешь? Хотя бы приблизительно представляет, чем мы тут занимаемся?

Ох уж эта привычка осторожно подбираться к информации! Могла же я спросить напрямую: «Катя, ты ему не проболталась? Нет? Даже капельку? А если б рассказала, думаешь, одобрил бы?»

Катя принялась долго и путано объяснять, что ни единой крошечки из доверенных ей государственных секретов она не выдала и не выдаст – ни любимому, ни даже на исповеди. Вместе с тем Алёша приблизительно представляет место и характер её работы, но не выведывает у неё тайн и никого не осуждает.

– Девочки, Алёша всё сам понимает. Вот как он это делает? Не знаю! Я иной раз замолчу, а он скажет – и в точку.

Я насторожилась. Знакомый метод! Если ты хоть немного умеешь считывать и угадывать информацию – вставляй подходящие реплики, чтобы поразить воображение собеседника и обезоружить его. И ценные сведения – у тебя в кармане! Если не подтвердит словами, то выдаст мимика, внезапная бледность, потеря нити разговора – да мало ли признаков! Если же видишь, что собеседника не зацепило за живое – значит, не угадала, продолжай поиск…

– Я об исповеди уж так переживала! Ну как же прийти на исповедь – и не сказать всего, что тяготит душу? Тогда и не ходи! Но Алёша знаете что сказал?

– Что же?

– Ты, говорит, свой личный секрет будешь беречь? Нет, конечно, всё скажу! Правильно, говорит, а бережёшь ты секреты, от которых, может быть, ой как зависит жизнь хороших людей. Ты не рассказывай человеку – ты доверь самому Богу!

– Какая ж это исповедь? – удивилась Лида.

– Вот! Тут главное. Он придумал: сиди и рассказывай молча, про себя. А священник на тебя смотрит и обязательно поймёт, искренно ли ты раскаиваешься. Но я ж, говорит, тебя знаю: ты всегда – искренно!

Излишняя понятливость Катиного жениха и его готовность – с её слов – принять спокойно характер той работы, в которой она участвовала, отчаянно меня настораживали.

– Счастливая ты! Где ж таких женихов берут? – пошутила я. – Правда, Кать, ты не рассказала, как вы познакомились. Неужели на исповеди?! – Я легкомысленно подмигнула.

– Ну Тася! Ну не надо так шутить! – взмолилась подружка, которая, как всякий новообращённый, старалась вести себя правильнее праведников. – Я не рассказала… Ну ладно, скажу: это вроде не секрет…

Господи, да во что ж она вляпалась?! У меня сердце заколотилось от тревоги, хотя чисто по ощущениям – вроде и не из-за чего было переживать.

– Нас познакомила Маргарита Андреевна. Девочки её хорошо знают, а ты, Тася, помнишь такую?

Ещё бы! Уф, отлегло! Дивная открылась картина: потрясающий специалист по управлению чакрами и энергетическому бою знакомит нашу тихую, скромную Катю с молодым священнослужителем. Понимание ситуации забрезжило в моей голове. Мы с Лидой быстро переглянулись. Нет сомнений: она подумала о том же. Лида чуть заметно улыбнулась мне…

Мы считали себя вправе свободно обсуждать те секреты, которых нам лично никто не доверял, но о которых мы догадывались по многим косвенным свидетельствам. В эвакуации, если выдавались свободные минутки, чтобы прогуляться вдали от лишних ушей, мы с Лидой делились предположениями: откуда приходили и куда исчезали самые загадочные из наших учителей, зачем товарищ Бродов ездил в Кремль после каждого особенно тяжёлого налёта, почему мы до последнего были так спокойны за свои жизни в Москве, хотя фронт находился в нескольких десятках километров, какие задачи в своей работе может решать такой человек, как Маргарита Андреевна. О многие загадки спецгруппы товарища Бродова почесали мы тогда языки…

– Вот молодец Маргарита Андреевна! Это очень хорошо, Катюша. Будешь ты скоро матушкой. Война скоро кончится.

Действительно молодец Маргарита Андреевна! Нашла решение проблемы, от которого всем стало только лучше. Ведь Катя, обретя новые убеждения, могла попытаться уйти из Лаборатории и объяснить при этом с наивной искренностью, что желает порвать с прошлым, поскольку вся наша деятельность – сплошной грех. Страшно представить, что с ней случилось бы, если б она хоть намекнула, что желает облегчить душу от грехов! В лучшем случае, Михаил Маркович – и тяжёлые, объёмные программы внушения, которые не могут не затронуть сокровенных глубин души…

Уж как Маргарита Андреевна подобрала подходящего для Катюши человека – загадка в квадрате. Но надо полагать, что и Алексей будет счастлив с нашей доброй, милой, искренней подружкой. И как говорится, дай им Бог!

– Таська, ты что в халате? Спать собралась?!

– Да нет пока. Заходите, девчонки!

– Чего «заходите»? Быстро собирайся, и побежали на Красную площадь! Ещё успеем.

У меня слабеют ноги. Девчонки радостно возбуждены. Но почему на ночь глядя надо срочно бежать на Красную площадь?

– Что случилось?

– С Луны свалилась?! Салют же сегодня! Один раз – с цветными огнями и с прожекторами. Очень красиво! И ещё один простой.

Силы вернулись, и я без лишних разговоров кидаюсь одеваться. Времени в обрез.

– Вы бы ещё позже зашли!

– Кто ж знал, что ты, клуша, всё прослушала?

Как хорошо! Я ещё не нарадовалась родным голосам, и каждое слово родной речи – как карамелька во рту. «Клуша» – это же чудо какое-то! «Клуша – прослушала» – восторг! Но я не задерживаюсь. Уже готова, и мы выскакиваем из дома. Из Малого Власьевского до Красной площади, если бегом, можно успеть за полчаса. Пальто мешаются, но ещё холодно. Небо ясное, первые звёзды. У Женьки на лацкане приколота фосфоресцирующая брошь в виде ромашки, а у Лиды – в виде совы. Улицы по ночам ещё темны, хотя налётов нет. Куда им, немцам: их отогнали уже так далеко!