Этот человек был армейским – не из спецслужб. Но и не фронтовик. Скорее из Генштаба. Ради какой перестраховки они придумали нелепую конспирацию? Что случилось бы, если б я узнала его звание и подлинное имя? По-моему, он просто чувствовал себя не в своей тарелке от того, что обращается к «телепатии», хотя явился не по доброй воле, а по приказу. Я не стала произносить его псевдонимы, за что он был благодарен мне в глубине души. Про себя я назвала этого человека «заказчиком».

Представитель Генштаба пришёл для того, чтобы поставить мне задачу. На каком фронте или в какой конкретно местности предстоит её решить, мне было не положено знать.

– Мы проводим операцию по дезинформации. Надо, чтобы командующий… чтобы этот человек, – «товарищ Ильин» кивнул на фотокарточку, – поверил, что у нас подавляющее превосходство как в живой силе, так и в технике.

Я молча вслушивалась. Наполовину я чувствовала себя молодым командующим одной из армий вермахта, точнее, остатками армии, отчаянно вцепившимися в небольшой, но удобный, прилично укреплённый и, главное, стратегически важный плацдарм. Но другая – причём ведущая – половина моего сознания оставалась совершенно несведущей в стратегии и тактике боевых действий.

– Зачем?

– Как зачем?! Чтобы он сам отдал приказ на отступление, не дожидаясь разгрома. Чтобы нам не класть людей тысячами! Линию немецкой обороны в любом случае будем прорывать и прорвём, на повестке один вопрос: какой ценой.

– Я не намерен отступать! Оборонительные сооружения сделаны на совесть, и мои солдаты готовы отчаянно драться, – проговорила я по-немецки.

«Товарищ Ильин» шумно втянул воздух ртом – словно бы протяжно ахнул.

Я была далека от желания рисоваться, но и одержимости, какая бывает во время медиумической связи с духом, не испытывала. Поэтому голос мой не изменился, но сказанное прозвучало резко, отрывисто. Если я поменяю интонацию на нейтральную, стану переводить мысль на русский язык или говорить в третьем лице, то выйду из состояния идентификации, а потом будет вдвое труднее входить вновь. С первого раза почему-то всегда получается естественнее.

Было ясно, что я не смогу внушить немцу, чтобы он начал отступление, едва заслышав первые залпы нашей артиллерии. Идея и вообще-то бесперспективная, а тут ещё «заказчик» добавил:

– Отдай он приказ на отступление без достаточных оснований, его, вероятно, сочтут предателем или невменяемым. Тогда свои же подчинённые арестуют его и отменят приказ. Придётся им тоже сделать внушение.

Жаль было разочаровывать собеседника в самом начале сотрудничества, но Михаил Маркович сделал это бестрепетно:

– Она может работать одномоментно только с одним человеком. Кроме того, обязательно нужны или фотокарточки, или имена.

В продолжение этого диалога я самостоятельно искала другой ключ намерения. В этом я также получила поддержку Михаила Марковича.

– В любом случае одного сценария желательного развития событий недостаточно. Иван Иванович, есть ли другие варианты?

Хитрый змей! Назвав собеседника вымышленным именем, он определённо хотел вызвать у того замешательство и выбить таким образом из колеи стандартного мышления.

– Понимаете, надо выкурить их из укреплений, – сказал «товарищ Ильин».

Генерал оказался не только идеальным арийцем, но и практически идеальным объектом для воздействия. Открытый, честный, без двойного дна, он был не столько убеждённым фашистом, сколько убеждённым воякой. Из тех, что трепетно относятся к боевому товариществу, заботливо – к подчинённым, что не задумываясь отдают жизнь ради отечества. Не тупой и упёртый, а умный и образованный человек, при этом – цельный: внутренние противоречия и тайные страсти «моего» генерала не раздирали. Было бы весьма любопытно разобраться, что же привело этого человека к сознательному выбору самого худшего на свете решения – решения служить верой и правдой мерзостному, грязному, порочному от рождения фашизму. Однако у меня не было ни малейшей необходимости разбираться в этом тонком вопросе, поскольку я уже нащупала ключ.

Все мысли «моего» генерала – а вместе с ним, временно, и мои собственные – поглощены предстоящими сражениями. Он снова и снова обдумывает действия каждого вверенного ему подразделения. Он держит оборону на хорошо укреплённом рубеже, и есть шанс перейти от обороны к контрнаступлению. Это будет иметь успех только при условии абсолютной внезапности контрудара и слаженности действий всех «соседей». И момент нужно выбрать верно: пока ещё армия противника не закончила перегруппировку сил на данном участке фронта, но в то же время когда свои будут полностью готовы. И вот он крутит, крутит в мыслях разные варианты подготовки и шансы при разных степенях подготовленности операции. А головоломка не складывается, поскольку в реальности шансов никаких нет!

«Товарищ Ильин» вряд ли вынес бы продолжение прямого диалога с немецким военачальником, вещающим устами юной русской девушки, и я со вздохом произнесла по-русски:

– Немец мечтает о контрударе.

Просто интуитивно почувствовала, что эта информация может пригодиться. «Заказчик» задумался, пробормотал:

– Момент перегруппировки… Вперёд или назад – уже не так важно. Сосредоточение в направлении удара… Других вариантов что, нет? – обратился он ко мне.

Молодец! Понятливый. Я отрицательно качнула головой:

– Пока не чувствую.

– Это действие – тоже абсурдное, – сообщил мой «заказчик», определённо входя во вкус поисков ключа, – но такому приказу подчинятся. Покобенятся, но подчинятся из страха прослыть трусами.

У него были ясные, чёткие, хорошо читаемые мысли, как и у немца. Я почти увидела и плацдарм, и линии укреплений, и слабые места немецкой обороны, и недостатки в подготовленности нашего наступления.

– Вы сможете внушить ему, – «товарищ Ильин» азартно ткнул пальцем в лицо немца на карточке, – чтобы поторопился с контрударом? Понимаете, почему это важно?

– Да. Сейчас.

Я опять вошла в сознание немецкого генерала. «Отклик» хороший.

«Товарищ Ильин» неуверенно поднялся, собравшись уйти, «чтобы не мешать».

– Товарищ полковник, я прошу вас остаться, если есть такая возможность! По ходу работы понадобится уточнить какие-то детали.

Я заметила, только когда уже проговорилась. Да и «Ильин» не сразу сообразил, что я назвала его звание, которого не должна бы знать. После приступа удивления он твёрдо уверовал, что я справлюсь с поставленной задачей. Таким образом, эмоциональная тишина на время работы была мне обеспечена.

Молодой командующий, у которого опыта меньше, чем самоуверенности и геройских фантазий, наивно верит, что можно переломить любую безнадёжную ситуацию, если, не щадя себя, постараться изо всех сил. Получилось же у русских в сорок первом задержать блицкриг и остановить его на самых подступах к Москве, когда дорога немецким армиям была, казалось, полностью открыта! Русские тогда нежданно-негаданно перешли в контрнаступление. Возможно, требуется и не расчёт, а лишь отчаянная решимость?