– Не мешай слушать! Убью!

Но Нюся знала, что силач никогда не трогает не только девчонок, но даже мальчишек, если они явно слабее его. Записки продолжали падать то на стол, то на пол рядом с ним, причём Нюся бросала их так, что каждая задевала его голову.

Но вот кончился урок. Учительница вышла из кабинета. Ребята стали укладывать учебники, застёгивать портфели. И тут вдруг Павлов вскочил, вырвал у Нюси «Историю Древнего мира» и принялся шлепать ею Касаткину по темени, по макушке, по затылку, по плечам…

– Павлов! Как не стыдно! – закричала Зоя.

– Лёшка, брось! Лёшка, ты чокнулся, да? – послышались голоса мальчишек.

Но Лёшка не слышал. Ухватив Нюсю за перевязанную лентой метёлочку волос, он вытащил её из-за стола, поставил на четвереньки и закричал:

– Собирай, дура паршивая! Собирай, что насорила! Собирай, ну!

К Лёшке бросились Родя, Веня и другие ребята. Они уцепились за Павлова, попытались оттащить его от Нюси.

– Лёшка, брось!

– Лёшка, отпусти её!

Павлов сделал резкое движение, и мальчишки отлетели в стороны.

– Собирай, гада! Собирай, говорю!

Заливаясь слезами, Нюся собрала с пола записки, и Павлов за ту же метёлочку поднял её на ноги.

– Лёшка, что с тобой? – спросил Родя.

– С кем связался, Павлов! С кем связался! С кем связался! – повторяла одна из девочек.

– Довели, вот и связался, – сказал, тяжело дыша, Павлов. Он быстро прошёл к учительскому столу. Лицо его было красное, маленькие голубые глаза сверкали. – Они мне все уши прожужжали, чтобы я голосовал за Ладошину. Сначала Барбарисова жужжала, потом этот, потом вон тот, потом эти две, а эта вот… эта… она мне урок истории сорвала, весь урок записочки кидала… агитационные.

Павлов на некоторое время умолк, чтобы перевести дух, и тут Круглая Отличница вставила:

– Между прочим, они мне тоже надоели. Всё время пристают с этой Ладошиной.

– И мне! И ко мне приставали, – послышались голоса.

– Подождите, я ещё не кончил! – сказал Лёша. – И вот я думаю: а на фига нам эта Ладошина? Сборы у нас – со скуки умрёшь… И вообще, какая у нас пионерская работа? Вожатая носа не кажет, всё Зойке доверила, а Зойка… ну, как это? Ну, как это говорят? – Павлов стал щёлкать пальцами, подыскивая нужное выражение.

– Мероприятия проводит, – подсказала Маша Салтыкова.

– Для галочки, – добавила Круглая Отличница.

– Во! – подхватил Павлов. – Для галочки! Только вид показывает, что работа кипит.

Несколько человек одобрительно загалдели, а щуплый Оська Грибов вдруг закричал:

– Доло-о-ой! – Умом он не отличался, а пошуметь любил.

– Да тише вы! Ну, дайте договорить! – крикнул Павлов. – Смотрите, что получается. Благодаря кому мы на первом месте по макулатуре? Благодаря Родьке Маршеву! А кому от этого слава? Зойке, председательнице! Так почему же нам Родьку председателем не выбрать?

Снова послышался одобрительный гул.

– Ура-а-а! Даё-ё-ёшь! – закричал теперь Оська.

И тут заговорила Зоя Ладошина. Заговорила, бледная, вертя во все стороны головой. Вернее, не заговорила, а почти закричала:

– Слушайте! Ну, слушайте! Ну, дайте же сказать! (Класс немножко утих.) Спросите Мухиных, спросите Барбарисову, Касаткину вот спросите… Я ещё вчера говорила, что не хочу больше быть председателем. И я… я очень согласна, что нужно выбрать Маршева. Я сама за него буду голосовать. Двумя руками! Вот!.. А мне… мне это председательство вот так надоело! Вот так! Вот так! – Зоя провела ребром ладони по горлу и бросилась к выходу.

– Я не могу быть председателем, – быстро сказал Родя. – У меня другая работа есть.

Он сказал это больше для Зои, ему было неловко перед ней, но та уже хлопнула дверью.

– Верно! – согласился Дима Тарусов. – Он социологический опрос проводит.

– Какой опрос? Что за опрос? – послышались голоса, но тут вернулась учительница и попросила освободить кабинет.

Весь день Роде было не по себе. Он понимал, как оскорблена Зойка, и чувствовал себя виноватым перед ней, словно это не Павлов, а он сам предложил отстранить Ладошину от председательства. Однако вечером настроение у него исправилось. К Вениным родителям нагрянуло целое семейство родственников из другого города. Они остались ночевать, а так как места в квартире не хватало, Веню «подкинули» на ночь к Маршевым. Он должен был спать в Родиной комнате на раскладушке.

В четверть одиннадцатого вечера Родина мама тихонько приоткрыла дверь в комнату сына. Свет был потушен. Ребята лежали под одеялами и тихонько посапывали. Татьяна Игнатьевна закрыла дверь и подумала: как хорошо, что её сын так привык вовремя ложиться спать, и как хорошо, что Родин друг похож в этом отношении на него. Она не знала, что полчаса тому назад Родя предупредил Веню:

– Мама всегда заглядывает ко мне минут через пятнадцать после того, как я лягу. Посмотрит, увидит, что всё в порядке, и уже больше не заходит.

Когда Татьяна Игнатьевна закрыла дверь, друзья вылезли из-под одеял и оделись. Родя бесшумно открыл окно. Подзорная труба была заранее установлена на треноге, а луна уже выползла из-за большого дома.

Друзья принялись за наблюдения. Они смотрели в трубу по очереди, сверялись с картой, называли «моря» и «океаны»… А минут через десять Родя тихо, но с сердцем сказал:

– Ну, а дальше? Что мы с этой штуковиной нового откроем? Даже больших кратеров не видно, которые на этой карте есть.

– Конечно, был бы настоящий телескоп, может, чего-нибудь и открыли бы, – неуверенно пробормотал Веня.

– Да брось ты, пожалуйста! Что мы можем открыть, если мы даже не знаем, что уже открыто, а что – нет! А потом, автоматические станции: они ведь лучше всякого астронома обследовали Луну. Даже противоположную сторону засняли.

На этом наблюдения и кончились. Родя закрыл окно, приятели снова улеглись. Помолчав, Родя заговорил вполголоса:

– Всё-таки знаешь, о чём я думаю? Мне кажется, у нас нет задатков, чтобы стать учёными. Ну ладно: Круглую Отличницу дядя надоумил пустельгой заняться, Валерку с его прибором – Гена… Но ведь Салтыкова-то сама придумала внутренние часы у животных исследовать! А Тарусов сам заинтересовался, почему насекомые потолка не видят. Вот у них, по-моему, есть самое главное качество, чтобы стать исследователями. А у нас… сомневаюсь!

– Ну что ты волнуешься! Тебе сколько лет? Двенадцать! Ну, Салтыкова да Тарусов чуть пораньше нашли, чем заниматься. А ты что думаешь, все настоящие учёные с пелёнок исследованиями занимаются?