— Кому разрешено голосовать? — задал сенатор следующий вопрос.

— Всем ученикам.

— Значит, поговорите с учениками младших классов не меньше, чем со своими одноклассниками. Им будет лестно, что вы дорожите их мнением. И, Джимми, составь список голосующих, чтобы побеседовать с каждым до дня выборов. И не забудьте, новые ученики будут голосовать за последнего кандидата, который с ними поговорит.

— Всего триста восемьдесят учеников, — сказал Джимми, разворачивая на полу лист бумаги. — Тех, кого мы знаем, я пометил красным карандашом, тех, кто, как мы знаем, за Флетчера, — синим, новеньких — жёлтым, а неизвестных никак не пометил.

— И не забудьте младших братьев, — сказал сенатор.

— Младших братьев? — спросил Флетчер.

— Я пометил их зелёным карандашом. Каждый брат одного из наших сторонников, учащийся в одном из младших классов, будет назначен нашим представителем. Их дело — завоёвывать нам сторонников из своего класса и сообщать своим старшим братьям.

Флетчер с восхищением посмотрел на Джимми.

— Я не уверен, что тебе не следует самому выставить свою кандидатуру, — сказал он. — Ты просто создан быть председателем ученического совета.

— Нет, я создан быть руководителем кампании, — сказал Джимми, — а председателем должен быть ты.

Хотя сенатор и согласился с суждением сына, вслух он своего мнения не высказал.

* * *

В половине седьмого утра первого дня семестра Нат и Том стояли одни на автомобильной стоянке. Первой въехала машина директора школы.

— Доброе утро, Картрайт, — рявкнул он, вылезая из машины. — По вашему чрезмерному энтузиазму в такой ранний час я могу предположить, что вы добиваетесь избрания председателем ученического совета.

— Да, сэр.

— Отлично! Кто ваш главный соперник?

— Ралф Эллиот.

Директор нахмурился.

— Значит, борьба пойдёт не на шутку. Эллиот будет бороться не на жизнь, а на смерть.

— Верно, — признал Том.

Директор направился к своему кабинету, оставив Ната и Тома встречать следующую машину. Из машины вышел новый ученик, который убежал, как только Нат направился к нему, а третья машина была полна сторонников Эллиота, которые быстро рассыпались по стоянке; они явно уже провели генеральную репетицию.

— Чёрт! — сказал Том. — Первое собрание нашей группы назначено на десятичасовую перемену. Эллиот явно дал указания своей группе уже во время каникул.

— Не волнуйся, — сказал Нат. — Просто хватай наших ребят, как только они выйдут из машин, и сразу же отправляй их трудиться.

К тому времени, как подошла последняя машина, Нат уже ответил на добрую сотню вопросов и пожал руки трём с лишним сотням учеников, но выяснил только одно: Эллиот обещал им за их голоса всё что угодно.

— Не стоит ли нам дать знать всем и каждому, какой подонок этот Эллиот?

— Что ты имеешь в виду?

— Что он вымогает у новых учеников их карманные деньги.

— Этому нет доказательств.

— Но есть куча жалоб.

— Если их так много, ребята должны сами знать, где поставить крестик на бюллетене, — сказал Нат. — Во всяком случае, я не хочу вести свою кампанию таким образом. Я предпочитаю, чтобы голосующие сами решили, какому кандидату они доверяют.

— Оригинальная идея! — воскликнул Том.

— По крайней мере, директор явно не хочет, чтобы выбрали Эллиота.

— Вряд ли нам следует кому-нибудь об этом говорить, — сказал Том. — Это может кое-кого склонить в пользу Эллиота.

— Как, по-твоему, идёт дело? — спросил Флетчер, прогуливаясь с Джимми около озера.

— Не знаю, — ответил Джимми. — Скажи спасибо, что голосование состоится не в субботу вечером.

— Почему? — спросил Флетчер.

— Потому что в субботу днём мы играем с Кентом, и если Стив Роджерс забьёт решающий гол, ты можешь проститься с надеждой на победу. Беда в том, что игра будет на нашем стадионе. Родись ты на год раньше или на год позже, матч был бы на чужом поле, и он почти не повлиял бы на выборы. Но сейчас на стадионе будут все голосующие, так что моли Бога, чтобы мы проиграли или, хотя бы, чтобы Стив Роджерс играл плохо.

В субботу в два часа дня Флетчер сидел на стадионе, ожидая, что четыре четверти матча будут самым длинным часом в его жизни. Но даже он не мог предвидеть, чем всё кончится.

* * *

— Чёрт возьми, как он ухитрился этого добиться? — проворчал Нат.

— По-моему, взятками и подкупом, — сказал Том. — Эллиот всегда был приличным игроком, но не таким, чтобы войти в школьную команду.

— Ты думаешь, они рискнут вывести его на поле?

— Почему нет? Сент-Джордж всегда был слабой командой, так что они могут на несколько минут пустить Эллиота на поле, если решат, что на результат это не повлияет. Потом Эллиот проведёт остальную часть игры, бегая взад-вперёд по боковой линии и приветствуя зрителей, а нам придётся на него глазеть.

— Значит, наши ребята должны занять свои места перед стадионом за несколько минут до конца матча. И до субботы никому не показывай наши новые плакаты. Тогда у Эллиота не будет времени подготовить свои собственные.

— Ты быстро учишься, — сказал Том.

— Когда твой противник — Эллиот, у тебя нет выбора.

* * *

— Не знаю, как это повлияет на результаты голосования, — сказал Джимми, когда они оба бежали к выходу, чтобы быть вместе со своей группой. — По крайней мере, Стив Роджерс не сможет пожать руку всем, кто будет выходить со стадиона.

— Интересно, долго он пробудет в больнице? — спросил Флетчер.

— Нам хватит трёх дней, — со смешком сказал Джимми.

Флетчер засмеялся.

Он был доволен, что его группа уже разошлась по всем выходам из стадиона, и несколько мальчиков подошли к нему, чтобы сказать, что они проголосуют за него, но у противников всё ещё были примерно равные шансы. Он ни на шаг не отходил от главного выхода, продолжая пожимать руки всем ученикам от четырнадцати до девятнадцати лет, в том числе, как он подозревал, многим болельщикам гостевой команды. Флетчер и Джимми не ушли, пока не уверились, что на стадионе остались одни уборщики.

Когда они возвращались домой, Джимми признался, что никто не мог предсказать, что матч окончится ничьей или что Роджерса повезут в больницу ещё до конца первой четверти.

— Если бы голосование проводилось сегодня, он бы победил просто благодаря общему сочувствию. Если никто не увидит его до девяти часов во вторник, считай, что ты победил.

— Разве способности не играют никакой роли?

— Конечно, нет, балда, — сказал Джимми. — Это — политика.