На следующий день диктатор расставляет по городу стражу и берет под контроль форум. Мелия вызывают к Цинциннату, заговорщик, понимая, что дело неладно, обращается к плебеям с подстрекательскими призывами, но его тут же закалывают. Диктатор велит разрушить дом преступника, имущество распродать, а выручку — в городскую казну. Строгие меры быстро успокоили народ, явно уставший от распрей. Причем до такой степени успокоили, что сына Цинцинната выбирают одним из трех военных трибунов — должность, заменяющая некоторое время консульскую власть.

Шли годы, Рим терзали эпидемии и войны, но механизм Республики хоть и со скрипом, но работал. Удалось даже избежать восстания рабов в 419 году до P. X., когда рабы собирались поджечь Рим с разных концов, воспользоваться паникой и захватить Капитолий и крепость. Но, как всегда, предательство погубило заговор: двое из рабов донесли о готовящемся восстании, заговорщиков схватили и казнили. Что характерно, доносчики получили большое вознаграждение и были отпущены на свободу. Со временем римляне создадут целое искусство по выявлению предателей среди врагов и поощрению предательства. К своим изменникам, впрочем, они всегда были беспощадны.

Разгромив эквов, римляне вплотную взялись за этрусков. После десятилетней осады диктатор Марк Фурий Камилл захватывает могущественный и богатый город Вейю. Удачливость и богатейшая добыча стали причиной зависти, вокруг Камилла стали плести интриги, обвинили в смехотворной краже каких-то трофейных медных дверей и устроили судилище. Камилл не стал дожидаться суда и отправился в изгнание, заочно же был приговорен к большому штрафу. В отличие от Кориолана, он не переходит к врагам, но проклинает неблагодарный город. В римской, да и не только римской, истории такое случится еще не раз — зависть к слишком успешным людям и боязнь их возвышения погубят, за редкими исключениями, не одну карьеру.

К этому времени механизм функционирования республики представлял собой вполне жизнеспособную трехчленную структуру. На самом верху находился сенат из трехсот сенаторов. Первым в их списке был старейший, которого называли принцепсом (princeps). У него единственная привилегия — голосовать первым в случае поименного опроса. Сенат хоть и формально не обладал, как сейчас говорится, законодательной инициативой, но поскольку он распоряжался казной и внешними делами, то к его мнению прислушивались весьма внимательно.

Народные собрания решали вопросы, имеющие отношение к жизни города, и, в свою очередь, подразделялись на комиции. Так, например, куриатные комиции касались дел семейных, таких как переход жен из рода отца в род мужа, утверждение завещаний, усыновлений и т. п. Центуриатные комиции выбирали высших должностных лиц. Традиционно выборы происходили на Марсовом поле.

Исполнительная власть была в руках магистратур. Как правило, они были ординарными, в которые входили все функционирующие должности, и экстраординарные, которые действовали во время чрезвычайных ситуаций: мятежей, войн, стихийных бедствий… Должность диктатора, к примеру, была экстраординарной, так же как и его помощника — начальника конницы. Ординарные магистратуры, в свою очередь, состояли из старших, избиравшихся в центуриатных комициях: цензоры, консулы и преторы; и младших: эдилы, квесторы. Консулы и преторы обладали империем.

Империй (imperium) — это безоговорочная исполнительная власть должностного лица, которому поручалось действовать от имени государства. Диктаторы также обладали империем.

Как видим, вполне дееспособная структура, доказавшая свою эффективность и в самые трудные моменты истории. Однако даже она чуть было не рухнула, когда над Римом нависла смертельная угроза.

Имя этой угрозы — галлы.

Присоединив земли Этрурии к своим владениям, римляне не успели переварить столь крупную добычу. Разумеется, знамения предвещали грядущую беду, но мало кто прислушивался к ним. Будто бы некий Марк Цедиций ночью на улице услышал голос, идущий ниоткуда и повелевающий ему предупредить власти о пришествии галлов. Реакция властей была адекватная, то есть над ним посмеялись. К тому же властям было не до знамений, поскольку в это время они были заняты гноблением Камилла.

Как пишет Плутарх, «галлы — народ кельтского происхождения; покинув свою землю, которая, как сообщают, не могла досыта прокормить всех по причине их многочисленности, они двинулись на поиски новых владений — десятки тысяч молодых, способных к войне мужчин и еще больше детей и женщин, которые тянулись вслед за ними. Часть их, перевалив через Рипейские горы, хлынула к берегам Северного океана и заняла самые крайние области Европы, другие, осев между Пиренейскими и Альпийскими горами, долго жили по соседству с сенонами и битуригами. Много лет спустя они впервые попробовали вина, доставленного из Италии, и этот напиток настолько их восхитил, что от неведомого прежде удовольствия все пришли в настоящее неистовство и, взявшись за оружие, захватив с собой семьи, устремились к Альпам, чтобы найти ту землю, которая рождает такой замечательный плод, все прочие земли отныне считая бесплодными и дикими».[13]

Тит Ливий приблизительно также описывает мотивы, двигавшие галлами. Но при этом он указывает на то, что первые галлы пришли в Италию еще во времена Тарквиния Гордого и с тех пор постепенно продвигались в области, заселенные этрусками, и выдавливали их оттуда. Они же и основали город Медиолан (ныне известный как Милан). Версия о том, что возлюбившие вино галлы спьяну чуть не положили конец Риму, представляется более трагикомичной. Да что там говорить, история с гусями тоже подозрительно попахивает анекдотом… Но не будем забегать вперед.

Первая стычка римлян с галлами произошла у Аллии — притока Тибра. Этрусский город Клузий, на который напали галлы, попросил помощи у Рима. Римляне помощь не предоставили, но отправили к галлам послов. Если верить историкам, галлы приняли их мирно и готовы были вести переговоры, но послы вели себя по-хамски, учинили драку, и римский посол копьем убил вождя галлов. Разумеется, после этого галлам стало наплевать на этрусков, и они собрались идти на Рим. Однако и на сей раз попытались мирно решать проблемы и направили свою делегацию в сенат с жалобой на послов. Но, обнаружив, что их обидчики только что избраны военными консулами, немедленно возвратились, осыпаемые оскорблениями.

И вот тогда галлы предпринимают стремительный марш-бросок на Рим. Военные трибуны наспех собирают войско и выступают навстречу. Но их бездарность приводит к катастрофе — стоило галлам пойти в атаку, как римляне дрогнули и обратились в бегство, побросав оружие. Одни бегут в Вейю, другие — в Рим. «Никто не погиб в сражении, все убитые были поражены в спину», — возмущается Тит Ливий. Добравшись до города, уцелевшие после переправы через Тибр (а многие пошли ко дну из-за тяжести доспехов), заперлись в крепости, оставив городские ворота открытыми. Вождь галлов Бренн заподозрил ловушку и выжидал, в то время как его воины собирали оружие и доспехи убитых. Но вскоре разведчики сообщили, что дорога свободна, ворота города открыты, а на стенах никого нет.