в одну постель с мужем. Надо что-то придумать, чтобы он как можно дольше не трогал ее.

— Я тоже боюсь принца, он пугает меня, — наконец призналась Дариния служанке. Я и сбежала от него, он пугал меня. — Тут она поняла, что проговорилась совершенно незнакомому человеку и с испугом закрыла ладонью рот.

— Не бойтесь, госпожа. Я никому не скажу об этом, — обещала ей служанка. — Я работаю здесь уже много лет, и всегда стараюсь помочь женщинам избежать насилия Горана. Если кто-то узнает об этом, меня могут казнить. Так что и у вас есть страшный секрет обо мне, — успокоила она Даринию.

Потом Вардения поняла, что на первый раз хватит запугивать эту девицу, застелила ей постель и быстро ушла, попросил перед уходом никому не рассказывать об их разговоре.

***

На следующий вечер она снова задержалась в покоях Даринии и снова рассказывала девушке придуманные ею страшные истории о Горане, его издевательствах над женщинами, а под конец спросила, знает ли Дариния, что в Горане течет кровь драконов и не всякая женщина сможет родить от него ребенка.

— Говорят, что у правителей очень редко появляются дети, не все жены могут выносить и родить детей. У отца нашего правителя при родах умерло две жены. И дети тоже не выжили.

Вардения видела ужас в глазах Даринии и каждый день перед сном рассказывала ей все новые подробности о зверствах Горана.

Когда он вернулся с границы домой, Дариния была доведена рассказами «Сенеты» до ужаса, и когда Горан обещал поговорить с ней вечером после ужина, ее просто трясло от страха.

Глава 12.

Из покоев жены Горан направился в кабинет отца, где его ждал долгий доклад. Он каждый день посылал отцу отчеты, но тот все равно потребовал от сына рассказать ему на словах. Когда доклады были сделаны и отец остался довольным успехами своего единственного сына и наследника трона, Франек решил перейти к самому главному. Он видел, с каким нетерпением сын ожидает окончания разговора, чтобы броситься к своей жене. Но Франек также видел, что его жена не желает сделать его сына счастливым. Она практически не выходила из своих комнат, за общей трапезой ни с кем не общалась. Когда кто-то при ней упоминал имя Горана, она вздрагивала и на лице проступал ужас. И ее внезапный побег после таинства до сих пор вызывал большие вопросы у Лорда и его жены. Лидария тогда прямо сказала мужу, что совершенно не верит Даринии. Они постоянно следили за девушкой. Но получалось, что она ни с кем не общалась, ничего подозрительного она за ней не замечали. Они решили дать сыну возможность самому разобраться с женой. Но прежде чем отпустить сына, Франек сказал:

— Горан, я верю в то, что ты любишь свою жену. Но я не верю ей. Прошу, будь осторожен. Если она сбежала один раз, то может сбежать и во второй.

— Отец, прошу, не вмешивайся в мою жизнь. Я верю, что ты желаешь мне добра. Но я сам разберусь с женой. Потом Горан поднялся, поклонился отцу и вышел из кабинета.

***

Горан вернулся в свои покои, переоделся в нарядный камзол и вновь решил зайти к своей жене. Она по-прежнему сидела в своих комнатах.

— Дариния, предлагаю выйти в парк, прогуляться. Сегодня совершенно замечательная погода. Скоро наступят холода, надо пользоваться солнечными днями.

Она послушно встала и пошла следом за ним. Он подставил ей локоть и она взяла его под руку. Они вышли в парк, медленно пошли по дорожкам.

Замковый парк был совершенным искусством. Садовник сделал из парка сказку. Горан любил гулять по его дорожкам, смотреть на фонтаны, которые били из-под земли чистейшими струями вкуснейшей воды. Но также за замком был еще и заброшенный парк, в котором Горан любил бывать еще больше, чем в этом, парадном. Часто через заброшенный парк он покидал тайно замок.

Сейчас он вел Даринию по парадному парку, они вместе любовались цветами, фонтанами и ажурными беседками.

Дариния шла с правой стороны Горана и видела сторону лица без шрамов. Она даже на какое-то время засмотрелась на него. Четкий профиль, высокий лоб, прямой нос, упрямый подбородок, широкие черные брови и глаза необыкновенного серого цвета. Он был бы очень красив, если бы его вторую половину лица не уродовал страшный шрам. Неожиданно она подумала, что она сможет привыкнуть к его шрамам, если он чаще будет обращен к ней правой стороной, и страх начал понемногу отступать.

— Дариния, я так счастлив, что ты нашлась и вернулась ко мне. Мне тебя так не хватало, — тихо произнес Горан. Он положил свою руку на ее, которой она держалась за его локоть, и в этом жесте было столько заботы и нежности, что ее сердечко невольно забилось быстрее.

— Я тоже рада, что вернулась. — Она несмело улыбнулась Горану.

Увидев ее улыбку Горан был счастлив.

— Ты мне расскажешь, что с тобой произошло? — спросил он, но вместо ответа Дариния снова замкнулась, на ее лице появился страх.

— Извини меня, не хотел тебя пугать, — сказал Горан, и продолжил свой путь по дорожкам парка. Васю остальную дорогу они молчали. Потом он провел Даринию до ее комнат, поцеловал ручку и со словами, что встретится с ней на ужине, ушел.

Дариния вернулась к себе в комнаты. Ей надо было с кем-то поговорить. Раздался стук и в комнату вошла служанка «Сенета», которой Дариния обрадовалась, как близкой подруге. Служанка несла в руках сменное белье.

— «Сенета», мне хотелось бы с тобой поговорить, — начала Дариния. — Мы с принцем сегодня гуляли в парке и знаешь, он не показался мне таким уж страшным зверем. Он был очень мил со мной, нежен.

— Ага, он всегда сначала так, нежен и внимателен, а потом женщины плачут от него.

— Он сказал мне, что хочет после ужина прийти ко мне в покои, но я не хочу быть с ним. Я не знаю, что мне делать.

— Вы скажите, что у вас женские дни только-только начались. И будет отсрочка на пару дней. Потом еще что-нибудь придумаете.

— Спасибо, — улыбнулась ей Дариния. Она и не подумала, что можно отсрочить неизбежное.

Вардения перестелила постель и удалилась. До ужина Дариния промаялась одна в своих комнатах, потом к ней пришли горничные, которые помогли ей переодеться и она спустилась в малую столовую, где ее уже ожидал Горан. Франек с женой пришли чуть позже. Все сели за стол. Горан сел к Даринии своей красивой стороной и она снова исподволь любовалась им. Но когда