«Найти Сесили до того, как она сядет в самолет».

– Это личное дело. Поскольку у тебя личных дел более чем достаточно, то я уверен, что ты поймешь.

Сесили ходила по гостиничному номеру на верхнем этаже роскошного отеля на Мэдисон-авеню, решая, что ей делать.

Надо составить план. План необходим, когда имеешь дело с Алешандру Салазаром, с таким влиятельным человеком. Он в состоянии сделать все, что угодно, для достижения цели. Его цель – уничтожить ее семью.

Есть ей не хотелось, хотя обед она заказала. Сесили подошла к стеклянной стене, которая выходила на Манхэттен, сияющий во всем своем блеске. Как это не похоже на ее любимые поляны темно-зеленой травы!

Она в ужасе от того, что принесет семье, ее карьере разоблачение Алешандру. Наследие Харгровов построено на фальсификации… Родители лгали ей все время… Потерять всех своих лошадей, кроме Бахуса… Конец фамильному имени. Помимо этого она страдала… от разочарования и обманутой надежды.

А чего она ожидала? Она через это уже проходила – крах иллюзий, когда узнаешь, что люди не те, за кого себя выдают. Так в чем же проблема? Она хочет, чтобы он стал тем мужчиной, который поддержал бы ее? Ведь он показал ей такую сильную страсть в ту незабываемую ночь.

В мозгу стучали его слова: «Я пытался отступить, вы же знаете».

Он прав. Он пытался не приближаться к ней. Это она подстегивала его. Это она соблазнила его.

Да, он ей солгал, но и она несет ответственность за то, что между ними произошло.

Надо срочно найти выход, как быть.

Раздался звонок в дверь – принесли обед. Сесили оторвалась от окна, прошла по пушистому бежевому ковру и открыла дверь.

И увидела Алешандру. Он сменил деловой костюм на темные джинсы и красную рубашку поло. Сердце громко застучало, ее обдало жаром.

– Как вы меня нашли?

– Мой шофер следовал за вами.

Ну разумеется.

– Я же сказала, что разговор у нас закончен.

– Будь это так, то вы уже улетели бы домой. – Глаза смотрели напористо и холодно. – У нас с вами ребенок, querida. Нам нужно обсудить следующий шаг. Или, – он изогнул бровь, – вы отправитесь домой и между прочим скажете отцу, что у вас от меня ребенок и никаких дальнейших соревнований не будет?

– Я вас ненавижу, – прошипела она.

– Ваше право. Но нам все равно нужно поговорить.

Он прав. Она посторонилась, и он вошел в номер, скинул дорогие итальянские туфли и огляделся. Подойдя к бару, налил себе виски и пробормотал:

– Надо было выпить шесть часов назад. – Потом, устремив на нее пристальный взгляд, спросил: – Вы ели?

– Обед сейчас принесут.

– Хорошо. Вы очень бледная. Вам необходимо поддерживать силы.

– Потому что я ем за двоих? – фыркнула она. – Алешандру, не делайте вид, что вам не все равно.

– Мне действительно не все равно. Меня беспокоит та ситуация, в которую мы попали. И все, что я говорил вам в Кентукки, правда. Все, что я чувствовал тогда, было искренне. Единственное, в чем я солгал, – это то, кто я есть. Но это была вынужденная ложь.

Хочется ему поверить, до сердечной боли хочется поверить. Но она же не полная дура, чтобы принять его слова за чистую монету.

– Может, присядем? – Он кивнул на диван у окон, откуда открывался захватывающий вид.

– Предпочитаю стоять.

– Как хотите. – Он уселся и вытянул длинные ноги. – Сесили, ребенка мы сохраняем.

– Я сохраняю, – поправила его она. – Я ничего иного не мыслю.

– Хорошо. Когда я сказал «мы сохраняем ребенка», я имел в виду «нас». Мы оба родители этого ребенка, а это значит, что нам надо быть вместе.

Она нахмурилась:

– Что значит «вместе»?

– Я имею в виду, что мы поженимся.

У Сесили подогнулись колени, и она опустилась на диван. В ушах звенело.

– Вы не можете серьезно говорить такое.

– Но я серьезен. – Он улыбнулся. – Вот почему я предложил вам сесть.

Сердце у нее билось часто и неровно.

– Брак, основанный на лжи?

– То, что у нас было, не ложь. Нам было хорошо… вы сами это признали… мы были органичны, такое невозможно сыграть.

– Вы разрушили это единение вашей ложью.

– Думаю, мы сможем все исправить.

– Как? – Она вскинула подбородок. – Я доверилась Коулту, человеку, которого, как мне казалось, я успела узнать, и этот человек растоптал мое доверие.

– Я верну ваше доверие. То, что вы носите моего ребенка, все меняет, Сесили. Я не намерен отказываться от прав на ребенка, и вы тоже, поэтому мы договоримся. А для этого нам нужно уладить ряд обстоятельств, связанных с нашими семьями, найти способ разрядить обстановку. И я это начну делать.

– Вы же говорили, что ваша бабушка не успокоится, пока не получит того, что ей причитается.

– Если мы представим ей наши отношения как fait accompli[8], ей не остается ничего, как сдаться, и, возможно, она удовлетворится извинением со стороны вашей семьи… ну что-то вроде публичного сожаления в том, что преступление имело место.

– Мой отец ни за что не согласится на это, – покачала головой Сесили. – Он скорее пойдет на то, чтобы вечно судиться, чем запятнать имя Харгровов.

– Тогда он глупец, – отрезал Алешандру. – Салазары в состоянии купить все, что имеет ваша семья. Сколько бы он ни бился, все равно проиграет.

Она сжала зубы.

– Мы могли бы пойти на уступки, и не поженившись. Мы могли бы помирить обе семьи и вместе воспитывать ребенка.

Он тоже напрягся.

– Этот ребенок – Салазар, Сесили. Мой наследник. Он или она не будет незаконнорожденным.

От его непримиримого тона у нее опустились плечи.

– Мы едва знаем друг друга, и у нас не получится совместной жизни.

– Физическая тяга – это главное для хороших отношений. – Он пронзил ее взглядом, таким знакомым и таким чужим. – Мы уже доказали это, в том числе и в постели. И еще мы доказали, что умеем совместно работать. Чего большего желать?

Любви? Она мечтала о любви, но уже не была уверена, существует ли любовь. Для нее, во всяком случае.

– Практичный подход, – продолжал Алешандру, чувствуя ее неуверенность, – это то, на чем должен основываться брак, а не на сказке о том, как люди счастливо прожили всю жизнь.

– Мои родители любили друг друга, – тихо сказала она. – Отец так и не оправился после маминой смерти.

– Так разве не лучше избежать этого и строить отношения на прагматизме и привязанности? Не стану лгать и обещать то, во что не верю. Но мы можем сделать так, чтобы наша жизнь удалась. Вспомните, как хорошо нам было в Кентукки.