яблок, разбросав их перед нынешними Аталантами, одетыми Уортом, но среди них попадались такие наследницы, что ни на мгновение не задержались бы даже ради горсти бриллиантов. Это вечное движение причудливых роскошных костюмов, этот своего рода маскарад на льду являл изумительное, живое и полное изящества зрелище, достойное кисти Ватто, Ланкре и Барона10. Некоторые группы напоминали живописные десюдепорты11 в старинных замках, посвященные временам года. Зиму на них представляют галантные господа, катающие на санках с лебедиными шеями маркиз в бархатных полумасках и с муфтами, которые они используют в качестве почтовых ящиков для любовных записок. По правде говоря, здесь, в Булонском лесу, разрумяненным от стужи лицам не хватало именно масок, впрочем, при необходимости их место могла занять вуалетка, украшенная бисером или гагатом.

Маливер остановил сани рядом с катком и стал наблюдать за увлекательным, красочным спектаклем, главные действующие лица которого были ему хорошо знакомы.

Его взгляд сразу выделил в толпе ничего не понимающих статистов группу избранных, а поскольку наш герой давно вращался в свете, он сразу определил, какие интрижки, флирт и любовь управляют ее движением. К счастью, благодаря большому стечению народа происходящее не выглядело слишком откровенно и вызывающе. Ги взирал на все безучастными глазами и не ощутил ни малейшего укола ревности, заметив, как одна очаровательная особа, которая когда-то оказывала ему знаки внимания, катается под руку с привлекательным молодым конькобежцем.

Вскоре он снова взялся за поводья Греймокина, который от нетерпения взбивал копытом снег, повернул в сторону Парижа и двинулся вдоль озера. На этом вечном Лоншане для экипажей пешеходы имеют удовольствие наблюдать, как десять или двенадцать раз в час мимо проезжает одна и та же желтая берлина12 с величественной пожилой дамой или маленькая карета «вороний глаз», из окошка которой выглядывают гаванский бишон13 и фифочка, причесанная под болонку. И, похоже, это развлечение зрителям никогда не надоедает.

Чтобы не сбить кого-нибудь на многолюдной аллее, Ги придерживал коня, не давая ему разогнаться, да к тому же ехать здесь на большой скорости было бы просто неприличным. Вскоре он увидел впереди хорошо знакомую карету, с которой предпочел бы не встречаться. Госпожа д’Эмберкур всегда боялась холода, Маливер и вообразить не мог, что она отважится выйти из дома в такую погоду. Последнее доказывало, что он совсем не знает женщин, ибо даже ураган не помешает им поехать в модное место, где они просто обязаны показаться. А в ту зиму самым модным было прокатиться по Булонскому лесу и сделать круг по льду озера; между тремя и четырьмя часами пополудни здесь собирался, говоря языком газетных хроник, весь Париж, то есть все сколько-нибудь именитые и знаменитые особы. Женщина с положением покроет себя позором, если ее инициалы не появятся в светской хронике на страницах вездесущей прессы. Госпожа д’Эмберкур была достаточно хороша собой, достаточно богата и пользовалась достаточным успехом, чтобы считать себя обязанной следовать общей моде, и потому, немного дрожа под мехами, которые она носила, как и все француженки, графиня регулярно совершала паломничество на озеро. Маливеру страшно захотелось пустить в галоп Греймокина, который только об этом и мечтал. Но госпожа д’Эмберкур уже заметила его, и ему ничего не оставалось, как приблизиться к ее карете.

Он рассеянно говорил с ней ни о чем. Чтобы уклониться от приглашения в Итальянский театр, сослался на званый ужин, который закончится очень поздно, и вдруг его чуть не задели чьи-то сани. Их тянул великолепный орловский рысак серо-стальной масти, с белой гривой и хвостом, в котором волосы сверкали, словно серебряные нити, а правил санями бородатый ямщик в зеленом суконном кафтане и бархатной шапке с каракулевым отворотом.

Горделивый конь шел особенной рысью, покусывая удила, низко нагнув голову и почти касаясь ноздрями высоко подбрасываемых коленей. Изысканность саней, выправка русского кучера, красота лошади – все привлекло внимание Ги. Но что стало с ним, когда на сиденье он увидел женщину, которую поначалу принял за одну из русских княгинь, приезжающих на сезон-другой в Париж, чтобы ослепить его своим невиданным богатством, – если только Париж вообще можно чем-нибудь ослепить!

Он узнал, или ему показалось, что узнал, черты, схожие с теми, что навсегда запечатлелись в его душе, черты, которыми он любовался, как Фауст Еленой, в своего рода волшебном зеркале!14 Он никоим образом не надеялся увидеть их среди бела дня в Булонском лесу и от неожиданности так вздрогнул, что Греймокин, почувствовав резкое движение, шарахнулся в сторону. Ги, коротко попросив прощения у госпожи д’Эмберкур за нетерпеливость своего коня, с которым он якобы никак не может справиться, пустился вдогонку за быстро удалявшимися санями.

Женщина в санях как будто удивилась тому, что ее преследуют, и обернулась, чтобы посмотреть, кто взял на себя такую смелость. Хотя он видел ее только в профиль, то есть в позе, давно забытой художниками, Ги разглядел сквозь черную сетку вуали полоску золотых кудрей, глаза цвета ночной синевы и идеально розовые щеки, о цвете которых может дать отдаленное представление только окрашенный вечерним солнцем снег на высочайших горных вершинах. В мочке ее уха поблескивала бирюза, а на шее, видневшейся между воротником шубы и полями шляпы, подрагивала непослушная прядка волос, легких, как дуновение ветерка, и тонких, как пушок младенца. Да, то было его ночное видение, только теперь оно было дневным и гораздо более реальным. Как Спирита оказалась здесь в таком прелестном и таком человеческом обличье? И видят ли ее другие? Хорошо, пусть Спирита – дух, но неужели и лошадь, и сани, и кучер – тоже всего лишь призраки? Времени на раздумья не было, Маливеру хотелось убедиться, что он не обманулся, что сходство не рассеется при ближайшем рассмотрении, поэтому он решил обогнать сани и разглядеть таинственную незнакомку. Он подстегнул коня, тот помчался стрелой, и через несколько минут белый пар из его ноздрей коснулся спинки преследуемых саней. Но как ни хорош был Греймокин, он не мог тягаться с русским рысаком, самым прекрасным представителем орловской породы, какого когда-либо видел Маливер. Ямщик в кафтане цокнул языком, и серая со стальным отливом лошадь в несколько стремительных шагов оторвалась от Греймокина на расстояние, которое вполне могло успокоить ее хозяйку, если, конечно, она была встревожена.

Похоже, дама не намеревалась лишать Маливера надежды: ее сани вдруг замедлили ход. Но когда они достигли еловой аллеи, которая в тот момент оказалась пустой, погоня возобновилась. Греймокину никак не удавалось нагнать орловского рысака. Он напрягал все силы, но лишь с трудом держал дистанцию. Снег летел из-под