– Вспоминай меня, глядя на закат, и не грусти. Прощай, Мелани.

Я резко оборачиваюсь, но Джейми уже нет.

Он просто отвлек меня, чтобы я не видела, как он исчезает.

– Джейми!!! – наверное, мой крик слышно даже на улице, но мне плевать. Я кричу еще и еще, я уверена, что Джейми меня слышит. Но в глубине души знаю, что он не вернется.

Ты научил меня обходиться без людей, за которых я цеплялась из страха остаться одной. Но как же мне теперь жить без тебя?

***

Если бы меня попросили описать следующие дни после ухода Джейми, то я использовала бы всего два слова: тишина и пустота. Без него дома было отчаянно тихо и до ужаса пусто. И так же пусто было в моей душе. Как будто бы Джейми ушел и забрал с собой все хорошее, что было в моей жизни.

Я просыпалась каждое утро, на автомате завтракала и пила кофе, а потом по привычке садилась за ноутбук, пытаясь продолжить работу над книгой, но не могла выдавить из себя ни строчки. В голове стоял странный туман, в котором словно бы терялись все мои мысли. Я пыталась хотя бы отредактировать уже написанные главы, но любые попытки поработать причиняли практически физически ощутимую боль, и примерно через час я сдавалась и выключала ноутбук. После этого я курила, бездумно глядя в окно, или забиралась в кровать, стараясь забыться во сне. Я стала ужасно много спать, часто по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, ведь когда ты спишь, ты не чувствуешь боль.

А еще во снах я видела Джейми. Иногда он был там жив, иногда в призрачном обличие, но каждый раз он неизменно улыбался мне, и я чувствовала себя абсолютно счастливой. Открывая глаза я еще пару секунд была уверена, что он здесь, где-то рядом, а потом ужасная реальность лавиной обрушивалась на меня и я вспомнила, что Джейми ушел. В какой-то момент я начала сомневаться в том, что он вообще существовал, а не приснился мне и, лихорадочно вскочив с кровати, принялась искать в сумке блокнот, а котором когда-то рисовала портрет Джейми. Не поверив самой себе, я включила диктофонные записи, на которых Джейми рассказывает мне свою историю, и только они смогли успокоить меня. Джейми так же реален, как и я. Я не схожу с ума.

Но так считали далеко не все. Кэтлин несколько раз звонила, но у меня не было сил говорить с ней, и я просто сбрасывала звонки. Через несколько дней взволнованная подруга приехала ко мне без предупреждения.

– Боже, Мел, что случилось? – воскликнула Кэт, едва войдя в квартиру и увидев меня. Должно быть, видок у меня был не очень, но точно я не знала: я не смотрела на себя в зеркало уже несколько дней, просто не видела в этом смысла. Как и во многих других вещах.

Как же мне хочется рассказать ей обо всем, что я пережила с Джейми за последние месяцы, выплакаться подруге и поделиться тем, что я впервые в жизни смогла кого-то полюбить. Но этого я не смогу сказать ни одной живой душе… Вместо этого я говорю про разрыв с Биллом, делая вид, что так расстроена именно из-за него и про свой творческий кризис (ну что ж, по крайней мере, здесь я ни капли не соврала).

Кэтлин внимательно слушает и действительно жалеет меня, но мне от этого не легче. Мне не нужна ничья жалость, мне нужен мой Джейми.

Я киваю, толком даже не вслушиваясь в то, что говорит подруга, но кажется, она задала какой-то вопрос и ждет на него ответ. Черт.

– Ты ведь сходишь, Мел? – явно не в первый раз спрашивает Кэт.

– Да, – эхом откликаюсь и, спохватившись добавляю. – Схожу куда?

Кэтлин неодобрительно качает головой.

– Ты даже не слушала меня. Сходи к доктору Роулингсу, он очень хороший психотерапевт, я отправлю тебе его контакты. Тебе явно нужна помощь, Мел.

– Хорошо, – так же безэмоционально откликаюсь я. – Я схожу, правда.

Примерно через час Кэт уходит, сказав, что будет звонить каждый день, и взяв с меня обещание брать трубку и дойти до врача. Я снова остаюсь в своей тишине и пустоте. Мне уже не больно, мы с ними определенно подружились. Вот только почему мне так отчаянно хочется кричать?

Я все же доехала до врача через день после встречи с Кэтлин. Не то, чтобы я считала, что он сможет мне помочь, скорее я хотела выполнить обещание, данное подруге, а еще я надеялась, что мне выпишут таблетки, благодаря которым я хотя бы смогу работать. Сроки поджимали, уже на днях я должна была показать черновик своему редактору, но он все еще был не закончен.

Поговорив со мной и проведя некоторые тесты, доктор Роулингс пришел к выводу, что у меня депрессия и выписал лекарства. Я просто кивала на все его объяснения о том, что и как принимать и на предупреждения о возможных побочных эффектах.

– Обязательно свяжитесь со мной, если после приема лекарств станет хуже, – серьезно сказал врач, а я лишь снова кивнула.

Не думаю, что мне может быть хуже, чем сейчас.

Но я ошибалась. Еще как может.

Это «хуже» произошло через неделю во время разговора с моим редактором, Бэнксом, который в пух и прах разнес мой черновик, заявив, что эта история никуда не годится и ее нужно срочно переделать, добавить ей хороший конец и больше ярких сцен, ведь «никто не хочет читать книгу и обливаться слезами».

Вообще Бэнкс и раньше мог раскритиковать мои работы, и я обычно прислушивалась к его мнению, ведь Бэнкс начал работать в издательском бизнесе раньше, чем я пошла в школу, но в этот раз его слова задели меня слишком сильно и резанули по живому.

– Нет, – тихо сказала я. – Я не буду вносить никакие правки в черновик, книга должна выйти именно такой, какой я ее написала.

– Мелани, не неси ерунду! – Бэнкс уже практически кричал, а на его толстой шее вздувались вены. – Ты хочешь, чтобы твоя писательская карьера закончилась после выхода этой книги?!

Я глубоко вздохнула, но сдержаться не смогла.

– Иди к черту, – вставая, спокойно сказала я.

– Что?! – Бэнкс явно растерялся. Он привык, что никто не смеет ему перечить.

– Иди к черту! – громче повторила я, а затем подошла к двери и навсегда покинула кабинет своего редактора. Как ни странно, но на душе стало немного легче. Бэнкс никогда не был приятным в общении