А самое ужасное – круглое «одолжение» лежало в другом конце прохода!

– Твоё? – коротко поинтересовался кондуктор, выразительно ткнув пальцем сначала в каменный шар у своих ног, а потом в Паддингтона.

– Кажется, – уклончиво ответил медвежонок.

– Только медвежьих каменюк мне и не хватало, – с неудовольствием проговорил кондуктор и выразительно ткнул пальцем в инструкцию у себя над головой. – Вон, тут ясно сказано: «Пассажиры могут оставлять багаж под лестницей только с разрешения кондуктора». Ну а я тебе никакого разрешения не давал. И не дам, хоть ты тресни. Эта штуковина и так мне любимую мозоль отдавила!

– Это не медвежья каменюка, – запротестовал Паддингтон. – Это «последний штрих».

Кондуктор протянул руку и позвонил в звонок.

– Вот я тебя самого сейчас заштрихую, если будешь пререкаться, – посулил он. – Давай-ка слезай подобру-поздорову.

Похоже, кондуктор собирался высказать ещё целый ряд соображений о медведях-пассажирах вообще и о Паддингтоне с его каменюкой в частности, но тут слова застряли у него в горле. Дело в том, что, едва автобус затормозил, камень покатился по проходу обратно и громко бухнул в стенку кабины.

В водительском окошке мелькнула сердитая физиономия. Автобус снова тронулся, шар снова покатился по проходу и снова наехал на кондукторскую мозоль.

– Ну всё, хватит! – заорал тот, приплясывая и пытаясь дотянуться до звонка. – Мы и так уже проскочили одну обязательную остановку и две «по требованию»![21]

Не успел он договорить, как камень снова сорвался с места, заурчал и бухнул в водительскую стенку, покрыв гул возбуждённых голосов.

Секунды на две автобус буквально встал на дыбы, точно одна его половина приросла к месту, а другая рвалась вперёд. Потом, скрипнув тормозами, он замер у обочины, и в салон тут же ворвался разъярённый водитель.

– У тебя что, двадцать семь пятниц на неделе? – набросился он на беднягу-кондуктора. – То он звонит, чтобы я остановился. То стучит, чтобы я ехал дальше. Потом опять «дзынь». Потом снова «бух». Я тут зачем, крутить баранку или твой концерт слушать?

– Я‑то тут при чём? – возмутился кондуктор. – Я, что ли, стучал тебе в дверь? Да это вон тот негодный медведь со своей каменюкой!

– Медведь с каменюкой? – недоверчиво повторил водитель. – Какой ещё медведь?

Кондуктор поглядел на переднее сиденье и даже побледнел от расстройства.

– Только что был здесь, – сказал он. – И при нём эта круглая каменюка, которая каталась по всему проходу.

И тут он торжествующе завопил:

– А, вон он где! Я же тебе говорил!

И он указал вдаль, на дорогу, где мохнатая фигурка поспевала вдогонку за круглым серым предметом, который, виляя, катился под уклон.

– Каменюка, наверное, выпала, когда ты остановился, – пояснил кондуктор.

– Его счастье, если он поймает её до улицы Портобелло, – заметил водитель. – Ну как эта штуковина врежется в какую-нибудь тележку с товаром![22]

– Медведи!.. – горестно воскликнул кондуктор, поражённый ещё одной нерадостной мыслью. – Он ведь даже не заплатил ни за проезд, ни за провоз своей каменюки!..

* * *

Паддингтон и мистер Крубер удобно устроились на скамейке в патио. Паддингтон изрядно притомился после утренних приключений и страшно обрадовался, когда перед ним появился поднос с двумя чашками, какао и булочками.

Мистер Крубер буквально оторопел, когда Паддингтон вручил ему своё приобретение.

– Никогда ещё я не получал такого замечательного подарка, мистер Браун, – сознался он. – А тем более такого неожиданного. И как только вы умудрились дотащить его сюда?

– Это было нелегко, мистер Крубер, – сознался Паддингтон. – Я чуть было не вылез вон из кожи.

– Каков, однако, этот кондуктор! Надо же обозвать такую вещь «каменюкой»! – проговорил мистер Крубер, глядя на каменный шар.

– Мистер Крисп, по-моему, и сам толком не знал, что это за штуковина, – заметил Паддингтон. – Он только сказал, что отдаёт её по дешёвке.

– Думаю, это правда, – кивнул мистер Крубер. Он ещё раз внимательно осмотрел камень и погладил одну сторону, которая казалась чуть более плоской, чем остальные, и была обведена низеньким бортиком, точно поднос. – Знаете, что это, по-моему, такое, мистер Браун?

Паддингтон помотал головой.

– Я думаю, это древнеримский столик для какао, – торжественным голосом произнёс мистер Крубер.

– Древнеримский столик для какао? – опешил Паддингтон.

– Ну, может, и не совсем древнеримский, – справедливости ради уточнил мистер Крубер, – но одно точно: эта штука очень старинная и лучшего применения ей не найти!

Он взял кофейник, до краёв наполнил обе чашки дымящимся какао и аккуратно поставил их на плоскую поверхность каменюки. К изумлению медвежонка, чашки встали как влитые!

– Вот! – довольным тоном проговорил мистер Крубер. – Лучшего «последнего штриха», мистер Браун, желать не приходится. Не найдёшь и в тысячу лет!

Несколько тоненьких голосков вывели хором уже навязшую в зубах мелодию, после чего незамедлительно раздался настойчивый стук в дверь. Миссис Бёрд, не сдержавшись, испустила громкий стон.

– Неужели опять? – проговорила она, опуская вязанье на колени. – Уже пятая компания певцов[23]за последние полчаса. Поскорее бы, что ли, Рождество наступило!