в Метро, ни сразу поняли, что произошло, из-за чего многие вышли на поверхность, где подхватили высокую дозу радиации. К сожалению, для выживших подтверждением этих слов стали сами обладатели: у найденных людей была острая лучевая болезнь, от которой лекарства в убежище не было. Естественно, его пытались искать, но четно. Больные умерли через несколько дней после их обнаружения. Их похоронили вне станции, в одном из технических тоннелей, который ввёл в тупик.

Однако, несмотря на не очень благоприятную обстановку и страшное положение, ребятам новый расклад нравился, т. к. это было лучше, чем сидеть на одном месте. Но не смотря на это, ребята осознавали всю серьёзность их положения, и они не позволяли себе всё время дурачиться. Каждый сделал вывод, что им нужно оставаться быть верными солдатам и не мечтать о выходе на поверхность. Они понимали, что не смогут покинуть Москву, так как один раз ребята пошли в тоннель, выходящий на поверхность, и счетчик показал превышающий все надежды на жизнь уровень радиации. Иными словами — никакая защита им бы не помогла. Да и состояние больных радиацией подтверждало ситуацию на поверхности.

Ребята под командованием военных смогли построить настоящую крепость и сделать хотя бы здесь, под землей, жизнь легче. Со временем, все на станции стали друзьями. Даже военные не воспринимались как военные, а как соседи, а устав выполнялся только на вылазках и заданиях. Бойцы тоже не отставали и общались как на гражданке, потому что они банально устали от военщины.

На самом деле армейцы больше всего опасались, что среди людей начнёт развиваться клаустрофобия от постоянного нахождения под землёй среди одних и тех же стен, но всё было не так уж страшно, потому что на это жаловались только дети, и то они позже привыкли к замкнутым пространствам. Остальные не жаловались на это и за 5 лет привыкли к такому месту жительства, т. к. понимали, что альтернативу пока не нашли и найти не получится.

Также пытались выйти на связь с помощью военной антенны у больницы, которая уцелела. И за всё время получилось установить контакт только с Воронежем и Саратовом, другие молчали или же сигнал не доходил. Выжившие этих городов говорили, что пока не могут выбраться из города из-за очень высокого фона, да и вокруг всё было разрушено, что ещё сильнее мешало найти выход.

Родилась надежда и у москвичей, несмотря на то, что фон был сумасшедший с наружи.

Но времени, чтобы расслабиться не оказалось, т. к. с выжившими из других городов спустя неделю после первого контакта больше не получалось выйти на связь. Майор предположил, что их дожрала радиация, после чего он организовал и проконсультировал ребят на технику и инженерию, чтобы все вместе смогли как можно лучше укрепить и обезопасить их бункер. Через неделю после консультирования (это была уже середина сентября) бункер был полностью защищён от каких-либо отверстий, через которые могла просочиться радиация, и сделана хорошая система очистки воздуха.

Несмотря на это, в рядах не пропадала надежда на спад уровня радиации. Все стали просто жить и ждать развития дальнейших событий.

***

— Юрий Антонович… Ой! Товарищ майор!

— Да хватит тебе Петь. Что такое?

— Вот, — он вывел вперед себя беглецов, — поймали на выходе из ворот. Опять бежать пытались. Я считаю, что нужно заварить решетку вентиляции, — сказал он равнодушно.

— Никита, Ваня и Андрей, — прохрапел тот и вздохнул, — опять? Петь иди. Я побеседую с нашими беглецами, и да, сегодня, скажи всем: Общий сбор в 00:30. Нужно обсудить кое-что важное.

— Есть!

— Иди.

Он развернулся и вышел, прикрыв дверь. Петька не беспокоился на счет детей, так как знал, что Юрий Антонович не будет их бить или кричать. За пять лет он так сдружился с майором ГО, что знал его как отца. Юрий Антонович был тридцати пяти летним майором Гражданской обороны города Москвы, знал свое дело, четко выполнял указания, умело продумывал планы для разных ситуаций и влиял на людей психологически. Он не был харизматичным, наоборот, он был спокойным, говорил коротко, смотрел при разговоре в глаза собеседнику. Именно это спокойствие на лице и в голосе воздействовали на всех психически. Создавалось ощущение, что для него ничего не произошло, как будто все и должно быть так, как случилось. У детей при разговоре об инструкциях шли мурашки, что одобряли многие взрослые.

Однако те, кто знакомился с ним поближе, знали четко, что этот человек добрый и любящий всех близких, он просто выполняет инструкции, для того, чтобы выжить, и чтобы выжили другие. Как человек, Юрий Антонович был общительный, он не говорил на эмоциях, как многие (у Пети шла ассоциация с Сеней, когда говорили об эмоциональном человеке), он сначала выслушивал весь монолог собеседника, потом говорил сам. Образование у этого человека было на высоте: он мог спокойно рассказать о механике и электротехнике, знал биологию и органическую химию, мог прекрасно поговорить на литературные или философские темы. Иными словами — с ним скучно не было.

***

— Ну че там?

— Да ни че. Опять обезьянки побежали.

— Нарвутся они.

— Ага. Офицерской бляшкой от ремня ой как больно!

— Паштет!

— А? — отозвалось из арсенала.

— Хорош, чистить автомат! Он и так сверкает у тя! Мы за все время только пять выстрелов сделали.

— А я хочу еще отполировать.

— Ну твое дело.

— Вот блин, казалось-бы отдыхай, никуда не бегай, ничего не делай, но нет! Отполировать надо! — прохрипел любитель кого-либо разыграть одноглазый Дима, которого все звали Флинт. Глаз тот потерял в аварии на машине, и на момент ядерного удара он проходил последнюю процедуру лечения, что никак не повлияло на его будущее. Целится и стрелять ему уже не мешало отсутствие левого глаза, т. к. он быстро привык к этому, хотя по началу были проблемы с адаптацией. С кличкой Флинт он быстро сошёлся. Пацан был оптимистичным и старался улыбаться как можно чаще, показывая всем, что он, одноглазый, счастливый, и что другим надо брать с него пример: — Вот, казалось-бы: ляг, найди удобную позу раскинь руки и получай удовольствие, — проговорил он с мечтающей интонацией, будто он в Нирвану попал.

— Поддерживаю! — крикнул со второго яруса главный человек «сначала делай, потом думай» — Кирилл.

— Не, знаешь, у него в голове походу команда все время работает: «Чтобы сияло как в Эрмитаже!» — отозвался Иван с другой кровати. Этот товарищ не был каким-то выделяющимся пацаном, он был простым человеком, который старался шутить по делу, и чем-то был похож на Ярослава.

— Да, да! Стёпачкин! Пол в туалете должен сиять как