— А мое согласие имеет значение? Я не давала его и не дам.

Настоятельница усмехнулась свысока.

— Дитя мое, ты несовершеннолетняя. Как ближайший родственник, опекунскими правами обладает государыня. Ее представителем на территории Обители являюсь я, с дозволения монсеньора епископа. На правах твоего опекуна я заключаю брачный контракт между тобой и милордом Борканом. Ты слишком молода и неосмотрительна, чтобы принимать верные решения касательно своей судьбы. Твое сегодняшнее поведение лишь подтверждает это.

Лаэтана прищурено оглядела монахинь. Затем остановила взгляд на лорде Боркане.

— Сколько вы заплатили этому сборищу продажных сук, лорд Боркан? Зачем оно вам надо? Хотите жену, которая считает вас уродливым жирным боровом? Которую будет тошнить, когда она ложится с вами в постель? Найдите другую послушницу, в ком жадность до ваших денег пересилит отвращение

Настоятельница разгневанно вскочила.

— Ты получишь двадцать розог за оскорбление высокородного гостя Обители, Лаэтана Риган. А затем тебя выставят за ворота обители. Сегодня же вечером. Лорд Боркан, еще раз примите извинения за несносное поведение этой мерзавки. Она будет наказана должным образом.

Толстый лорд Боркан буравил Лаэтану поросячьими глазками.

— Нет. Завтра мы подпишем брачный контракт, и я заберу ее в свое поместье. И там уже сам накажу ее… должным образом.

Лаэтана фыркнула.

— Если прежде я не удавлю вас ремешком с вашего необъятного пуза!

— Болтай, болтай, красавица! — ласково разрешил ей «жених». — Доберемся в мое поместье — запоешь по-другому.

— Еще бабушка надвое сказала, — зловеще пообещала Лаэтана.

— Досточтимая Келарша, уведите бесчинствующую нахалку. Запереть в карцере, не давать ужин и завтрак.

Когда за Келаршей закрылась дверь, Габриэла сказала Боркану:

— Милорд, я неплохо знаю эту особу. Этим дело не кончится. Она способна на всякое. Не стоит недооценивать ее угрозы.

— Я с ней разберусь, — многообещающе заверил настоятельницу Боркан.

* * *

Когда наутро сестра Диния отворила карцер, Лаэтана недвижно лежала на ворохе соломы.

— Вставай, Риган! Шагом марш в душ — и в Приемный Покой. Твой жених тебя уж заждался.

Лаэтана медленно, с трудом поднялась и нетвердой походкой поплелась вслед за монахиней.

— Хватит выкобениваться. Знаю я эти ваши кедарские штучки. Все от нее пошло, она вас глупостям научила. Подмыться-то хватит силенок? Или тебя придержать?

Лаэтана с непритворным отвращением отшатнулась.

— Я сама…

Сестра Диния премерзко ухмыльнулась и затолкнула девушку в душевую. К Лаэтане подскочили остальные воспитанницы.

— Что случилось, Лаэ? Где ты была? Зачем тебя звали к Преподобной? Тебя сажали в карцер? Ты выходишь замуж?

— Рози… Позовите Рози.

— Она пошла к завтраку, Лаэ, — откликнулась Айна. — Я сейчас сбегаю за ней.

Лаэтана замахала руками, отгоняя девочек от себя, и залезла в душ. Через десять минут со всех ног примчались Айна и Розали. Лаэтана, как была мокрая, бросилась на шею Розали. Тело ее содрогалось, словно в рыданиях. Она зашептала на ухо подруге:

— Быстро принеси мне четыре корня травы шабод из потаенных запасов сестры Орделии. Потом собери мои вещи в узел, так, чтобы никто не видел. Узел засунь вечером в дупло клена под окнами лазарета. Сверху кинь веревку из тайника Эдеры. Там же деньги. Положи в узелок… тридцать золотых. Остальное тебе. Отыщешь тайник?

— Отыщу. Лаэ, может, не нужно?..

— Скорее неси корень. Засунь его Арите под платье и притащи мне ее. У меня осталось несколько минут, потом они придут за мной. Бегом!

Розали метнулась прочь из душевой. Вернулась она с большой куклой Лаэтаны, которую та забросила уже года четыре как. Лаэтана схватила куклу, всхлипывая, уткнулась ей в платье. Отвернувшись в угол, она проворно вытащила травяные корни из подштанников куклы, разжевала и проглотила их, не прекращая всхлипывать. Когда сестра Диния пришла за ней, она сидела в обнимку с куклой на лавочке.

— Это что еще за ясли? Тебя замуж выдают, а ты все с куклой тютюшкаешься?

— Пожалуйста, не отбирайте Ариту! Я люблю ее! Можно, она останется со мной, милая сестра Диния?!

— Милая? Вот как ты запела? Раньше надо было сопли разводить. Теперь твои сопли нужны только твоему супружнику. А ну одевайся, живо!

Не попадая в рукава трясущимися руками, Лаэтана натянула платье. Затем снова вцепилась в куклу мертвой хваткой.

— Да бери, бери свою Ариту! Муженек твой не будет возражать! Будет у него две куклы вместо одной!

Мысленно Лаэтана нарисовала монахине громадный кукиш.

* * *

В Приемном Покое собрался тот же состав, что вчера: Габриэла, три ее приспешницы и лорд Боркан. Плюс нотариус, мужчина с коричневой перевязью через плечо — знак отличия Гильдии Адвокатов и Нотариусов. Сестра Диния втолкнула в Покой Лаэтану. Все шестеро сидели, и свободных стульев в комнате не было. Лаэтана так и осталась стоять посреди комнаты, в обнимку с куклой.

— Итак, леди Риган здесь. Милорд, сестры, мэтр Кайнак — начнем!

Все собравшиеся встали, и Лаэтана заметила в Приемном еще одного человека. В углу, позади всей шестерки, притулилась скромная фигура. Женщина в синем плаще, с невыразительными чертами лица. Она сидела поодаль, опустив голову. Чутье подсказывало Лаэтане, что эта невзрачная особа для нее опаснее настоятельницы и лорда Боркана, вместе взятых…

— Мэтр Кайнак составил текст брачного договора. Лорд Боркан, прошу ознакомиться с ним. Есть ли замечания, уточнения и дополнения, которые вы хотели бы внести?

Боркан мотнул головой.

— Меня все устраивает.

— Что ж, со своей стороны, как представитель невесты, я утверждаю, что данный документ не ущемляет прав леди Риган. Свидетельницы, вам есть что добавить?

Три монахини дружно замотали головами. Неприметная персона в синем плаще не шелохнулась.

— В таком случае, ваша подпись, милорд!

Габриэла протянула Боркану позолоченное перо. Он поставил размашистый росчерк и вернул перо настоятельнице. Она небрежно подмахнула контракт.

— Мэтр Кайнак, ваше заверение и печать…

Нотариус извлек из кошеля на поясе штемпель, капнул сургуч внизу листа, шлепнул печать, расписался.

— И зачем только здесь нужны мы с Аритой? Весь этот фарс вы могли проделать без нас. Мое мнение и мои желания интересуют вас не больше, чем ее желания! — она швырнула куклу им под ноги. Взгляд ее был помутневшим и злым. Голос — глухим и хриплым. На щеках горел лихорадочный румянец. Руки тряслись мелкой дрожью.