Капитан резко остановился, и я с размаху вписалась в его спину. Пробормотала себе под нос извинения, но гвардеец не шелохнулся. Он был настолько сосредоточен и холоден, что мог запросто сойти за живую статую. Указав рукой на ближайшую палатку, провожатый откланялся.

Моё убежище на эту ночь оказалось просторнее, чем ожидалось. Видно, до сегодняшнего вечера здесь обитал кто-то из ловчих или мелких аристократов. Это объясняет, почему прислуга провожала меня осуждающими взглядами. Наконец оставшись одна, я вновь погрузилась в раздумья. Предложение принца подвело черту под всей моей жизнью и отрубило пути к отступлению. Ещё сегодня днём возле леса, утопая в жалости к себе, я помышляла о возвращении домой, а сейчас стало понятно, что это лишь пустые мечты. У меня нет больше дома, нет ни родных, ни близких, ни прошлого. Да и будущее представляется туманным.

Громкое бурчание в животе отвлекло от невесёлых размышлений. Помнится, принц говорил что-то насчёт того, что мне предоставят всё необходимое. Я поднялась и направилась к выходу из палатки, намереваясь урвать солидный кусок аппетитно шкворчавшего оковалка, который приметила на вертеле, когда мы проходили мимо костра. Резко отмахнув полог палатки, я упёрлась в грудь всё того же гвардейца, который молча протянул мне поднос с дымящимся мясным рагу и свежей булочкой. Дорога к выходу из лагеря оказалась отрезанной. Не то чтобы я собиралась бежать, но осознавать, что меня лишили такой возможности, было неприятно. Подхватив поднос, я на вытянутых руках внесла его обратно в палатку. Рагу оказалось очень вкусным. Мясо, приправленное пряными травами, таяло во рту, овощи и картофель были в меру мягкими, не люблю, когда они развариваются в кашу. Видимо, это блюдо приготовили на полевой кухне для знати. Охотники и прислуга довольствовались более жёсткой и жилистой дичью, вроде того самого оковалка. Признаться, простая еда была мне больше по вкусу, хотя сведённый от голода желудок признал эту мысль кощунственной.

Расправившись с рагу, я рассеяно крутила приборы, когда взгляд упал на нож. Я взяла его в правую руку и осторожно провела по лезвию большим пальцем левой. Острый. Заточенная сталь сверкала в свете свечей. Я поворачивала лезвие и так, и эдак, наблюдая за тем, как металл отбрасывает блики на стены палатки. На лицо упала та самая непослушная, вечно лезущая в глаза прядь. Выругавшись, я отложила нож и запустила пятерню в рассыпавшиеся в беспорядке волосы. Распустила и осмотрела локоны. От середины и ниже они приобрели огненно-рыжий оттенок как негласное напоминание о костре, которого избежало моё тело, но в котором сейчас горела душа. Как обычно перед сном я заплела волосы в косу, но, повинуясь неожиданному порыву, снова схватила нож, откинула голову и приставила остриё к шее. Металл приятно холодил разгорячённую кожу, я зажмурилась и… одним движением отсекла косу у самого основания.

Отбросив туго сплетённые волосы, я почувствовала себя гораздо лучше, словно коса зацепилась за что-то в прошлом и тянула назад. Придирчиво оценив новую причёску, насколько это позволяло отражение в лезвии, я с радостью отметила, что ни одного медного волоска на голове не осталось. Короткая грива непривычно торчала во все стороны, как цветок пушицы. Взъерошив буйные кудри, я тряхнула головой, отбрасывая тяжёлые воспоминания дня, и направилась к застеленной кровати.

После прелой соломы в камере темницы нынешнее ложе казалось королевским. Недолго думая, я прямо в одежде забралась под одеяло и забылась блаженным сном.

Комнату затопила темнота. Она была настолько густой, что я потерялась в ней. Прятавшиеся по углам тени казались осязаемыми. Это вселяло первобытный ужас, казалось, что в глубине их затаились плотоядные монстры. Я пыталась найти хотя бы тонкую полоску света, которая разрезала бы клубившийся вокруг мрак. Потянуло сквозняком. Порыв холодного ветра пробрал до костей. Мне знакомо это дуновение – то было дыхание смерти. Но старуха с косой пришла не по мою душу.

Неожиданно я увидела свет – луна прочертила серебристую дорожку от окна до самой кровати, словно ниоткуда возникшей в центре комнаты. От тени в дальнем углу отделилась чёрная фигура, она беззвучно заскользила к ложу, где под балдахином мирно спал человек в белом облачении. Хотелось метнуться наперерез, но все движения были скованными, словно я завязла во фруктовом желе. А тёмная фигура уже достигла цели, в лунном луче мелькнули вполне человеческие руки. Тонкие пальцы осторожно отвинтили колпачок крошечного флакончика. Я снова постаралась двинуться туда, попробовала крикнуть, но все усилия оказались тщетными. Оставалось лишь наблюдать издалека. Пара алых, горящих магическим светом, капель упала в изящный бокал с водой, стоящий на прикроватном столике. Жидкость в сосуде на удивление осталась прозрачной. Фигура в белом приподнялась на кровати и потянулась к фужеру. Лица обоих оставались в тени, и сколько я ни силилась, разглядеть их не получалось. Всего несколько секунд и бокал полетел на пол, остатки жидкости растеклись по белоснежному ковру кровавым пятном. Занялась заря, зазвонил погребальный колокол, а на шпилях башен за окном приспустились флаги со сплетёнными вивернами. Плачь сотен и тысяч голосов разлился в воздухе, и некуда было скрыться от всеобъемлющего горя…

Я проснулась в холодном поту, пытаясь стряхнуть с себя остатки кошмара. Дыхание сбилось так, словно пришлось убегать от стаи хищников в лесу. Что-то вырвало меня из объятий сна, и я заворочалась, стараясь сообразить, что или кого благодарить за избавление от морока. Щеки коснулось что-то влажное и холодное, но, когда я взглянула на подушку, не поверила глазам. Рядом, уткнувшись в меня розовым носом, лежал, свернувшись в клубок, крупный рыжий кот. Я протянула к нему руку, боясь, что видение развеется вместе с остатками сна, но пальцы дотронулись до мягкой шелковистой шерсти. Кот приоткрыл большие миндалевидные глаза зелёного цвета и хитро уставился на меня со знакомым прищуром. Казалось, он спрашивал: «Что, не ожидала?».

– Не могу поверить… Тебя просто не может здесь быть, Вальдар! – голос дрожал от едва сдерживаемых слёз.

В ответ кот только сладко потянулся, выставив вперёд лапы с растопыренными когтистыми пальчиками. Он покосился на отрезанную косу на полу и перевёл взгляд на мою кривую стрижку. В глазах фамильяра читалось явное неодобрение.

– Ты только вернулся, а уже хочешь поругаться? А что я должна была делать? Это тебе простительна рыжина, рыжие кошки – к счастью, а вот медные пряди у девушки, да ещё после обвинения в ведовстве, это к эшафоту и костру.

Я поднялась с лежанки и подошла к скудным остаткам вчерашнего ужина. Мяса в рагу было немного, но я выловила его ложкой и положила на тарелку.

– Завтрак подан, мессир Вальдар Мандрагорский.

Альраун моментально очутился на столе, накинулся на еду, так и не сбросив с себя усатого обличия. Это было предусмотрительно, но крайне расточительно, так как в этой форме фамильяр был больше и прожорливее.

– Мне столько нужно тебе рассказать, – я не знала, с чего начать. – Ну во-первых, спасибо! Ты ведь рисковал там, в подземелье, пытаясь помочь мне бежать.