флотским шифровальные машины доставили безо всяких проволочек! – в ярости перебил полковник.

– Оборудование в Сен-Жермен гораздо надежнее и сложнее того, что у моряков. И сюда доставят такое же.

На Майера это не произвело впечатления.

– У меня уже стоит мертвым грузом неподключенный телетайп, а к нему в придачу связисты от безделья маются. Фон Рундштедт, часом, не обмолвился, когда ожидать прибытия этой хитроумной шифровальной машины?

В его устах слово «хитроумной» прозвучало чуть не ругательством.

– Не… не могу знать, господин полковник. Думаю, на днях. Какую-то деталь ожидают из Берлина. Насколько я понимаю, их отправляют в разобранном виде.

Майер тихонько выругался.

– Что-нибудь случилось?

Эстель испуганно оторвалась от сумочки, широко раскрыв глаза.

– Нет-нет, – успокоил он ее по-французски. – Так, мелочи.

Повернувшись к офицеру, он перешел на немецкий и взял себя в руки.

– Давайте ваш пакет. Я сам рейхсмаршалу передам.

– Благодарю, господин полковник, – облегченно вздохнул офицер. – Буду ждать ответа.

Полковник протянул руку, и офицер вручил ему пакет.

– Передайте фон Рундштедту, что моё терпение не безгранично. И рейхсмаршала тоже.

– Виноват…

– Отставить! – отмахнулся Майер.

– Что-то важное? – спросила Эстель, показывая на бумаги.

– Запрос из Берлина, – ответил Майер. – Боюсь, дело не терпит отлагательства.

Он забрал лежащее на стойке колье и взвесил его на ладони.

– А знаете, может, вам стоит пересмотреть свое предложение?

– Мое предложение?

– Насчет песни, разумеется.

– Конечно.

Ну и тип, умеет с толку сбить.

– Составьте компанию нам с рейхсмаршалом. Раз уж придется его потревожить, надеюсь, ваше присутствие подсластит пилюлю. Ему наверняка понравится визит любимой певчей пташки, тем более с щедрым подарком.

Эстель притихла.

– Ну, это вряд ли…

– У нас ведь уговор, услуга за услугу, не так ли, мадемуазель Алар?

Майер положил перед ней на стойку изумруды.

Эстель чуть пригубила словно ставшего ядом шампанского, поставила бокал и взяла ожерелье.

– Почту за честь, – соврала она.

– Отлично, – Майер взмахнул рукой в сторону выхода. – Прошу.

И повел ее через роскошные салоны на второй этаж к императорским апартаментам. Хоть и привычная с детства к роскоши и достатку, в императорский люкс она попала впервые. Часовой у двери при виде полковника уступил им дорогу. Ощутив пристальный взгляд, она дерзко уставилась прямо на него, и тот потупился.

Майер громко дважды постучал в дверь, и та почти сразу отворилась. На пороге оказался еще один военный, наверное адъютант, судя по бритвенно-острым стрелкам, зеркальному блеску сапог и чопорному, надменному выражению лица. Ей всю жизнь приходилось сталкиваться с подобными людьми, приближенными к власть имущим и лишь поэтому мнящими себя выше других.

– Полковник Майер к рейхсмаршалу, – громко отрапортовал ее спутник, впрочем, на кого он хотел произвести впечатление, для Эстель осталось загадкой.

– При всем уважении, полковник, не поздновато ли? – проворчал по-немецки адъютант, обводя глазами Эстель. – И шлюх он сегодня не заказывал, даже таких смазливых.

Эстель с притворно-любезной улыбкой переводила вопросительный взгляд с одного на другого.

– Мадемуазель Алар ценят за голос, – покровительственно съязвил Майер, подчеркнув последнее слово, – а также за щедрые дары, что она принесла. Советую запомнить на будущее, Гессе.

Адъютант лишь недоверчиво хмыкнул, ничуть не смутясь.

– Ну и что?

– А у меня срочный запрос от фюрера, требующий немедленного ответа. Но вы не стесняйтесь, продолжайте рассуждать о том, о чем не смыслите.

Гессе поджал губы.

– Геринг сейчас отдыхает, но я доложу о вашем прибытии. Ожидайте в гостиной.

Он провел их в роскошный салон и исчез за высокими, кажущимися узкими дверями.

Салон поражал высоченными потолками, увешанными множеством хрустальных люстр, аккуратно подвязанными элегантными драпированными портьерами на окнах в два человеческих роста, уютно сдвинутыми вместе старинными креслами, кушетками и столиками, словно ожидающими возвращения гостей к задушевным беседам.

Но Эстель, лишь мельком оглядев это великолепие, заинтересовалась собранием картин, скульптур и гобеленов, заполняющих все свободное место вдоль стен, на креслах и столах, которому позавидовал бы любой музей.

– Впечатляет, не правда ли? – прошептал Майер. – А в Же-де-Пом у него коллекция ещё богаче. Сам-то я в искусстве не особо разбираюсь, а вот рейхсмаршал заядлый охотник за самыми лучшим образцами со всей Европы. Все, что вы здесь видите, скоро перевезут.

– Куда же? – с наигранным любопытством поинтересовалась Эстель, стараясь скрыть охвативший ее ужас.

– Насколько я понимаю, коллекция официально предназначена для большого Музея фюрера, который будет символизировать высокую культуру рейха. Между нами говоря, я считаю, что к некоторым экземплярам рейхсмаршал питает личный интерес. Тяга к прекрасному – его слабое место.

– Вы ведь и сами немного увлекаетесь коллекционированием? – подмигнул ей полковник.

– Верно, – через силу выдавила она.

– Значит, лучше меня представляете, чего все это стоит.

Эстель медленно повернулась кругом, пытаясь скрыть кипящие эмоции. Ярость, ненависть, беспомощность, ужас. Ясное дело, никакая это не коллекция, а грабеж и надругательство над историей и культурой. Стоя посреди этой комнаты, она совершенно не представляла, как можно спасти хоть что-то из этих сокровищ. Вспомнила о картинах, спрятанных дома, в тайнике, по просьбе Уайлеров, – слухи о разграблении нацистами личных коллекций распространились повсеместно, но истинных масштабов опустошения и разорения до сих пор не представляла.

– Полковник Майер.

Эстель вздрогнула от неожиданности и оглянулась на вернувшегося адъютанта.

– Рейхсмаршал готов вас принять. Одного. Мадемуазель велено ждать здесь.

Полковник с тяжелым вздохом направился к дверям и слегка наигранным жестом распахнул их настежь.

В проеме Эстель мельком разглядела огромную кровать с пологом, будто вывезенную из будуара Марии-Антуанетты, на которой лежал грузный человек в бордовом шелковом халате с поясом и меховой оторочкой.

Из-под нее торчали ноги в бледно-лиловых брюках.

Адъютант переключил внимание на Эстель.

– Рейхсмаршал сейчас не в настроении для… забав, – обратился адъютант к Эстель на безукоризненном французском, хотя и с сильным акцентом. – Он вас не примет, но ему крайне любопытно, что вы ему принесли.

– Конечно.

Эстель передала изумруды.

Адъютант молча взял их и проследовал за Майером в спальню, захлопнув за собой двери.

Эстель застыла посреди комнаты, но потом заставила себя сдвинуться с места. Она обошла картины, разглядывая некоторые с разных сторон в попытках определить, откуда они взяты или куда отправляются.

Среди них были образцы фламандской, французской, итальянской и английской живописи, некоторые явно эпохи Ренессанса. Уникальные и бесценные произведения искусства. Составить опись было нечем и не на чем, но, может быть, удастся…

– Ищете что-то конкретное? – буравя ее пристальным взглядом, осведомился Гессе, вернувшийся с полупрозрачной лимонно-желтой тканью, словно струящейся у него на руке.

– Ах, что вы, – вздохнула Эстель, – никогда не видела сразу столько прекрасных картин. Здесь… как в большом музее. Обожаю музеи.

– Еще бы, – с явной неприязнью скривился он. – Держите. Вам велено надеть.