Карты Нил начинал чувствовать лишь в тот момент, когда партнер брал их в руки. При этом он никогда не различал отдельных карт, но отчетливо ощущал силу или слабость комбинации в целом и поступал сообразно своим ощущениям. Он достиг больших успехов в широком спектре карточных игр, от спортивного бриджа до салонного криббиджа, а уж в покер, особенно в классической его разновидности, не знал себе равных. Теоретически, в эту игру можно было бы вообще никогда не проигрывать, но это было бы недальновидно, да и скучно, так что время от времени Нил спускал значительные суммы, предпочитая поддаваться дамам и приятным, не очень богатым мужчинам. Шулеров он определял с первого взгляда и либо находил способ уклониться от игры с ними, либо, если удавалось нейтрализовать их жульнические приемчики, обдирал, как липку.

Его уникальное чутье распространялось не только на игры. Столь же безошибочно Нил «просвечивал» и потенциальных деловых партнеров, и потенциальных романтических партнерш. В итоге за семь лет у него не было ни одной убыточной сделки, ни одной интрижки, чреватой неприятными последствиями. Если, конечно, не считать таковыми щедрые прощальные подарки. Соболью шубку, бриллиантовое колье, крутой автомобиль, кош раю с модным домом — в зависимости от наклонностей и пожеланий оставляемой дамы. Репутация преуспевающего бизнесмена, удачливого игрока и галантного кавалера раскрывала перед Нилом все новые двери, что, в свою очередь, служило залогом новых викторий на всех трех фронтах.

Но чем многочисленней и весомей становились сами победы, тем более вялой и натужной оказывалась радость от этих побед. Еще один миллион, еще одна светская львица, ну и что? Жизнь блекла, теряла вкус, запах, цвет. Пространство все более напоминало пыльную театральную декорацию, люди, не исключая и себя самого — заводных кукол, манекенов. Путешествия, экстремальный спорт, кушетка психоаналитика, собирательство, религия, благотворительность — для заполнения мучительной, сосущей пустоты Нил испробовал все… или почти все, поскольку ангел-хранитель, способность к ироническому отстранению и врожденная брезгливость уберегли его от самых разрушительных путей. Вывод из всех исканий напрашивался один: жизнь его вступила в фазу угасания, медленного, но неотвратимого вползают в смерть, а сей процесс индивидуален и индивидуалистичен… Из этого островного убежища могла получиться вполне комфортная скорлупа, так сказать, протогроб. Здесь рудиментарное пространство общения само собой сожмется до библиотеки, телевизора, Интернета, наконец. А тела — тела будут сведены к необходимому минимуму, пожилой пары вышколенных слуг, суховатых и немногословных, хватит с лихвой.

До какого же точного слова он усек здесь, за океаном, свою фамилию «Баренцев» до приемлемого для американского уха «Баррен»! Поистине Barren — пустой, засушенный, бесплодный…

Назаров ждал его в гостиной. Налил в стакан светлого пива, пододвинул тарелку с чищеным арахисом.

— Не обессудь, чем богаты… Ну, что ты надумал?

— В принципе, меня устраивает. Но есть некоторые существенные оговорки… Не обессудь, я тут провел не которую исследовательскую работу касаемо твоей недвижимости. Так вот, дома такого класса в этой зоне стоят от семисот тысяч до миллиона, причем в идеальном состоянии…

— Но состояние превосходное. Въезжай — живи.

— С этим можно поспорить. Но даже если это так, твоя цена…

— А земля? Это же эксклюзивный, единственный в своем роде участок…

— Не надо песен. Эта земля вообще не может принадлежать никому лично. По законам штата Мэриленд в частную собственность могут отчуждаться лишь острова, расположенные в замкнутых водоемах, стопроцентно окруженных владениями данного частного лица. Так что, даже если я скуплю всю береговую полосу Чезапик-Бей, я не смогу считаться собственником острова, потому что есть еще и пролив. Да, для семейства Кеннеди сделали исключение, предоставив остров в бессрочную аренду с правом передачи последующим владельцам домов и сооружений, но, согласись, это далеко не одно и то же.

— Зато экономишь на земельном налоге… — подавленно проговорил Назаров. — И не забывай про историческую ценность.

— Это меня особо не волнует. Я не ревнитель недавней старины, не фанат Монро и, тем более, Кеннеди. Я даже готов пожертвовать в музей то самое историческое ложе, если, конечно, какой-нибудь музей заинтересуется.

— Так сколько же ты, в конце концов, предлагаешь?

— Ты хочешь услышать цифру? Изволь. Миллион и ни центом больше.

— Разорил, сволочь! До подштанников разул, хрен!.. Идет!

Назаров протянул руку через стол. Нил не шелохнулся.

— В чем дело? А-а, понял, по русскому обычаю сделку надо спрыснуть? Нет проблем, водочка в морозильнике как раз дошла до кондиции!..

— Погоди, сядь. Надо уточнить еще один момент.

От усилий скрыть внутреннее напряжение Назаров напрягся еще больше. Только сглотнул с натугой и выдавил из себя:

— Какой еще момент?..

— По имеющимся у меня сведениям, в девяносто втором году дом был заложен в один уважаемый банк за… — Нил извлек из нагрудного кармана черную записную книжку, раскрыл на странице, заложенной плоской авторучкой. — За сто восемьдесят тысяч долларов.

— Ах, это… — Назаров с облегчением выдохнул. — Так я и не скрываю. Только это никакого значения не имеет, потому что через год я полностью рассчитался с банком. Проверь, если хочешь.

— Сейчас, сейчас… Погоди, что-то не разберу, темновато… — Нил поднялся из-за стола, задумчиво покусывая кончик ручки, шагнул к окну. — Ага, вот… Действительно, в апреле девяносто третьего закладная была выкуплена. Только не тобой…

Если бы Нил остался сидеть, массивный стол, стремительно опрокинутый Назаровым, повалил бы его вместе со стулом. А так он успел отскочить в сторону.

— Ну все… — хрипло проговорил Назаров. — Сейчас ты у меня…

Договорить он не успел. Замер с озадаченным выражением лица, схватился за плечо — и рухнул на пол, корчась в судорогах.

Нил опустил ручку.

Прошелся по комнате, глядя на Назарова, застывшего в неестественно выгнутой позе, плеснул себе пива, уселся со стаканом на диван.

— Теплое… Разул, говоришь? До подштанников? Хорошая обувь, Макс. А ты, извини конечно, дурак, причем дурак дважды. Говорили же — не ври, тем более, когда информацию легко проверить. В твоем банке мне любезно сообщили, что закладную, по выписанной тобой доверенности и в твоем присутствии, выкупил, от имени и по поручению местного Братства Лосей некий мистер Джонс. Уж не знаю, что это за Джонс, но факт остается фактом. Какой прикажешь из этого сделать вывод? Что ты рассчитывал урвать с меня приличную денежку и смыться с ней куда подальше? В Мексику, Макс, или сразу в Колумбию? Или, может, в родную Самару, прикупить там свечной заводик и зажить припеваючи, пока я здесь бодаюсь из за спорной собственности с этим самым Джонсом и всеми лосями в придачу? Так? И неужели ради этого надо было бросаться на меня, как дикий зверь? Убить хотел? А смысл? Ни одной из существующих проблем ты бы этим не решил, зато одним махом нажил бы кучу новых… Кстати, эта ручка стреляет иголочками с паралитическим веществом. Убивать не убивает, зато вырубает моментально и гарантирует полчаса неприятнейших ощущений. Видишь, у тебя даже язык не ворочается, простонать толком и то не можешь. Ничего, потерпи, скоро пройдет, а тем временем хорошенько подумай вот о чем: домишка твой мне действительно приглянулся, и я готов выложить за него упомянутую единицу с шестью нолями, как только будут сняты последние вопросы. Более того, ради… не скажу «ради былой дружбы», потому что ты ее предал… но ради нашего общего прошлого, ради тех воспоминаний, которые никто кроме нас двоих не разделит, я готов переговорить с этим твоим Джонсом насчет закладной. Если твой долг по ней не превышает полумиллиона, я согласен погасить его безвозмездно. Естественно, издержки по оформлению сделки — за мой счет. Думай, Ананий, думай, таких условий тебе никто больше не предложит…