Хотя в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка.

Белое крыльцо завершалось белой фигурной дверью. С синими стеклами и бронзовым овалом посередине. Череп? Нет, всего лишь медный молоточек, используемый в качестве звонка.

— Поехали отсюда, — чуть слышно проговорил Нил.

— Что? — не понял Назаров. — Что ты сказал?

— Я сказал… Поехали отсюда. Быстрей…

— Ты перегрелся. Фэрфакс же четко сказал, что ждет нас.

— Нас никто не ждет.

— Эй, амиго, ты шутки шутить вздумал? На попятный пошел? Так не пойдет.

— Макс, ты извини, но… Мне что то не по себе… Такое чувство, что никакого Фэрфакса там нет…

— Ты или спятил, или… Ну хорошо, давай позвоним ему. Телефон далеко?

Набрав номер, Назаров долго не отрывал аппарат от уха, лицо его с каждой секундой делалось все удивлен ней.

— Странно. Не подходит… Хотя, он ведь говорил про поломку в доме. Может быть, именно телефон… Что нам мешает проверить?

— Я не пойду!

— Заладил! Мне силком тебя тащить? Впрочем, ладно, сиди, если хочешь, так и быть, попрошу хозяина выйти и лично пригласить тебя в дом…

Назаров вышел, хлопнув дверцей, и по идеально ровной дорожке направился к белой двери.

Автомобиль стоял в густой тени высокой сирени, и хотя жара была основательная, в салоне не припекало. Необъяснимая тяжелая истома опять сковала тело. Нил откинул голову на подголовник и вновь отдался сну, похожему на маленькую смерть…

Сине-белые двери приотворились, на мгновение вытемнив пространство, и закрылись вновь.

На белых ступенях стояла Таня Захаржевская.

В черном обтягивающем комбинезоне, в бейсбольной шапочке с длинным козырьком, с черным кожаным чемоданчиком в руке.

— Вот так. — Она сняла шапочку, встряхнула рыжими кудрями.

— Таня! Таня! — сдавленно крикнул, откуда-то снизу. Нил.

Она раздвинула в улыбке яркие губы, показав два рядка мелких, хищных зубов.

— Не ходи за мной, Баренцев. В твоей жизни еще будут и Макс, и остров…

— Таня…

Глаза открылись сами собой, широко, резко, как выстрел.

Нил моргнул, недоумевая, посмотрел на часы.

От прибрежного ресторанчика они отъехали почти сразу после разговора с Фэрфаксом, в начале второго. Дорога едва ли заняла более сорока минут. Допустим, они приехали в половине третьего. А сейчас его часы показывали двадцать пять четвертого.

Получается, он проспал около часа.

Но удивительно было не это. А то, что ни Назаров, ни хозяин дома, политик с голосом респектабельного проповедника, так и не показались, не разбудили его, не пригласили войти. А ведь, помнится, мистер Фэрфакс так спешил обсудить предстоящую сделку…

Тоже заснули, что ли? Три взрослых мужика, среди бела дня, внезапно и одновременно?..

Нил взялся за ручку, намереваясь выйти и узнать, в чем дело. Взгляд его бессознательно проследил предстоящий маршрут: несколько шагов по аллее, дальше лужайка, крыльцо… Все застывшее, безмолвное, неживое…

Краешек глаза автоматически зацепил какое-то движение, сосредоточился…

По тенистой, утопающей в магнолиях аллее стремительно удалялась фигура в черном комбинезоне, с черным чемоданчиком в руке…

Та, которую он впервые увидел именно в филологическом дворике, и которую с первого взгляда полюбил всеобъемлющей, мучительной и обреченной любовью семнадцатилетнего девственника. Потом пришла Линда, его первая женщина, первая жена, но любовь — вторая. Пришла — и ушла в Большую Неизвестность, куда спустя шесть лет сорвалась Лиз, нежная и нежданная третья любовь.

Тогда как первая вот-вот исчезнет за поворотом…

Рассудок вопил: нет, это невозможно, этого не может быть…

Потерял Лиз, не поверив надгробному камню на лондонском кладбище, долго и безуспешно разыскивал он хотя бы малейший след Тани Захаржевской-Дарлинг, хватаясь, как утопающий за соломинку, за минимальное внешнее сходство. Таня виделась ему в облике то продавщицы косметики в парижском «Прантан», то канадской лыжницы на австрийском курорте, то молодой англичанки, промелькнувшей в новостях Си-Эн-Эн в связи с каким-то гуманитарным фондом…

Он дал фигурке в комбинезоне скрыться в тени деревьев, не окликнув, не попытавшись догнать — не было сил травмировать душу еще одной ошибкой… Хотя как раз душа-то и шептала: это она…

Нил еще долго сидел в машине, незряче уставившись в ту точку пространства, где…

Из оцепенения его вывела мелодичная трель мобильного телефона.

— Баррен слушает!

— Патрон, это Стефани Дюшамель, простите, что отвлекаю вас, но я просто не знаю, как отвечать на все поступившие приглашения…

— Стефани, я перезвоню вам при первой возможности.

Дела, дела… Нил убрал телефон, зачем-то постучал пальцем по приборной доске.

И долго ему еще здесь прохлаждаться? Что они там себе думают?

Он вышел из автомобиля, решительной походкой пересек лужайку, поднялся к белой двери с синими стеклами и стукнул бронзовым молоточком по овальной бронзовой дощечке. Подождав, стукнул еще раз. Потом застучал в дверь ногами.

— Эй, эй! Мистер Фэрфакс! Мистер Фэрфакс!

В ответ тишина, только с ветки слетела с карканьем черная птица — то ли галка, то ли ворона.

Он обошел вокруг дома, стараясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь плотные жалюзи, закрывающие окна от знойного солнца.

Еще несколько раз постучал в дверь. Потом сел на ступеньки и достал телефон. Возможно, в памяти сохранился номер Фэрфакса… Хотя, что толку? Телефонный сигнал всяко не громче стука его подошв о белую филенку двери.

Может быть, они тихо укатили, оставив его здесь? Но зачем?

Нил в третий раз подошел к двери.

— Эй, мистер! Два шага назад и подними руки так, чтобы я мог их видеть!

Полиция. Надо же, как тихо подкатили!

— Это очень хорошо, что вы здесь. Я хочу сделать заявление…

— Руки! Ни с места, или я стреляю!

Нил замер с поднятыми руками. Молодой чернокожий коп принялся деловито обстукивать ею со всех сторон, а пожилой напарник с моржовыми усами неторопливо достал наручники, приговаривая:

— Вы имеете право хранить молчание, все, сказанное вами, может быть использовано против вас….

Итак, можно считать, что парню на голову упал кирпич. А, как говорил Воланд, кирпич никому и никогда не падает на голову случайно. В этот раз в роли кирпича выступала она. Найдя сравнение своей рыжеволосой особы с кирпичом забавным, мисс Дарлин Теннисон, тайная леди Морвен, урожденная Татьяна Захаржевская, впервые за этот день улыбнулась.