вдруг, совершенно внезапно, я чувствую, куда дует ветер. До головокружения, до слез. Чувствую не в статуе, нависающей надо мной своим необъятным авторитетом, не в золоте и украшениях, а в свете свечи, в отражающей его воде переполненных до краев прозрачных мисок. Я смотрю Будде в глаза — без посредников и кодекса, прямо и без страха. И понимаю, что он от меня ничего не ждет: ни послушания, ни революций. Что он не спасет меня в Судный день, ведь никакого суда и не будет, кроме того, что чиним над собой мы сами.

«Какая разница, — говорит он мне, — какой рукой ты крестишься. Каким жестом приветствуешь духовность и какими словами ее выражаешь. Какая разница, в какой дом ты ходишь молиться, да и ходишь ли вообще. Ведь единственный бог только тот, что внутри тебя, а единственная молитва — только та, что искренняя».

Первые семь шагов Сиддхартха Гаутама сделал тут, в Лумбини. Свой первый шаг, провожаемая бесстрастным взглядом, я совершила здесь же, ступив за порог молельной. А Будда остался со мной.

Глава 4

Мальбасе, первые впечатления

Изучив как следует городской Непал и отдохнув от перелетов, мы отправляемся в нашу школу. Maya Universe Academia, деревня Мальбасе, штат Удайпур. Почти сутки дорожной тряски, бесконечная смена транспорта и неослабевающий интерес непальцев к «высокоразвитой» беспомощности в течение всего пути.

И вот мы на финишной прямой — последние километры восхождения в местном автобусе с разноцветными деревенскими жителями, мешками с рисом, завалившими весь проход, и переносным алтарем на приборной панели. Все выше и выше, к нашей поднебесной школе. Мост на ремонте что поделать, идем вброд, подвязав дверцу водителя, чтобы следить за уровнем воды. Следом непроходимая грязь — неужели будем толкать?

Выныриваем из тучи, дождь прекращается, и я хватаюсь за фотоаппарат. Фотографии получаются кособокие, но даже талант не смог бы передать эту красоту согласия человека и дикой природы. Пальмы, бамбук, ребристые склоны, заметенные облаками. Соломенные крыши лачуг, крестьяне с корзинами на головах, костлявые коровы и козы. Все это под непальскую музыку — прекрасный (и оглушительный) микс индийских песнопений и тибетских мотивов.

Наконец нас высаживают на самом верху. Рюкзаки, перемазанные, насквозь мокрые от прошедшего ливня, сбрасывают с крыши, автобус уезжает. Молодая женщина с пожитками на голове, ребенком в руках и еще одним под рукой зовет нас за собой.

— «Майя», — говорит она.

— Понимаете по-английски? — спрашивает Ася.

— Но, — мотает женщина головой.

Взваливаем рюкзаки и плетемся за ней, подбадривая с Асей друг друга.

***

Дорога к школе становится нашим первым испытанием. Она занимает всего полчаса, но тяжелая ноша и горные кручи превращают этот короткий путь в настоящую полосу препятствий, вынуждая нас то балансировать на узких тропах, то взбираться на мокрые скалы. Радуемся хотя бы тому, что не знаем дороги. Когда понимаешь, сколько осталось, сложнее, а так — просто ждешь конца пути за каждым следующим поворотом.

Навстречу нам выбегают дети и восторженно перекрикивают друг друга:

— Здравствуйте! Вы новые учительницы, да? А как вас зовут?

А потом нас встречает Асис, директор школы «Сагарматха». Молодой непалец с живыми глазами, в потрепанных конверсах и с татуировкой индейца на плече — такого начальника у меня еще не было. Он забирает мой рюкзак и отводит нас в школу. С ним загорелая девушка, молча проводившая нас в кухню. «Добро пожаловать!» — говорит она по-русски, и мы столбенеем от удивления, пытаясь припомнить, не сболтнули ли по дороге чего лишнего. Ее зовут Яна, ей двадцать шесть лет, и она приехала в школу, как и мы, на длительный срок месяцев пять или же больше, как пойдет. В «Академии Майя» она работает уже третью неделю, ей очень нравится, и особенно здесь, в «Сагарматхе».

— Здесь все по-семейному, — говорит она, детей немного, волонтеров поэтому тоже. Сейчас, например, только я — учитель английского; девушка из Франции, Элли, — она помогает на ферме. Есть еще парень из Бразилии, Бруно. Он здесь уже четвертый месяц, но на следующей неделе уезжает, его классы возьмешь ты, — говорит Яна мне. В других подразделениях[35], особенно в главном, все устроено по-другому. Детей там гораздо больше, живут они с волонтерами двадцать четыре часа в сутки. Личного пространства, ясное дело, там нет, даже спят все вместе в одной комнате. У нас же дети после учебы расходятся по деревням, и с четырех вечера мы уже предоставлены сами себе: готовим, общаемся, составляем учебные планы, а потом разбредаемся по своим комнатам. Спать ложимся обычно рано, часов в восемь или девять, встаем, соответственно, тоже. Я на ногах уже в половине шестого. Но вообще завтрак в девять, и если ты не дежурный, можешь поспать подольше.

— Никакого русского в моей школе, — сердится в шутку Асис и приглашает нас осмотреть территорию: несколько зеленых холмов, пороги рисовых посевов, бамбуковые хижины. Следующим слоем идут Гималаи, и небо — бескрайнее, но все еще рыхлое от муссонов.

— Наша школа гораздо меньше остальных, здесь у нас только два направления — обучение и сельское хозяйство, — говорит он. — Строительством почти не занимаемся, осталось только закончить библиотеку, и все. — Асис показывает глинобитный остов вдалеке. — Все уместилось здесь — шесть классных комнат, учительская, кухня и наш огород. У нас есть яблоневый сад, вот только яблок там пока нет. Еще мы разводим коз. Вы едите, кстати, мясо? Очень хорошо, я тоже ем, но не с кем — вокруг одни вегетарианцы.

***

«Сагарматха», названная в честь Эвереста, одно из подразделений «Академии Майя». Это школа, спасающая несколько высокогорных деревень от невежества. Дело в том, что в Непале, одной из беднейших стран мира, образование вещь в большинстве своем платная, и, заканчивая несколько обязательных классов, дети обычно идут на поля. «Майя» же помогает продолжить обучение и после начальной школы. К тому же, обучая детей на английском, привлекая иностранцев со всего света, школа дает ребенку гораздо больше возможностей. Вот почему местные жители так благодарны «Майя» и помогают чем могут. Например, предоставляют свои дома волонтерам. Один из них и достается нам.

***

Асис приводит нас в местный дворик и представляет хозяевам: Макармаме, хозяину не только дома, но и деревни, его жене Фупу и Азур Аме, старушке с проницательным, строгим взглядом. Маленькая, скрюченная, в традиционных уже лохмотьях, с тюрбаном на голове и серьгой в носу, она выглядит шаманом, знахаркой — не удивлюсь, если так оно и есть.