Все смотрят на нее с глубоким почтением, она здесь за главную. «Намаете», склоняемся мы в поклоне. Старуха пристально нас изучает и показывает наверх своим скрюченным пальцем — там мы и будем жить.

Кособокая деревянная лестница ведет в верхние комнаты. Разгребаем листья для коз, наваливаемся на тугую дверь. Наше прибежище на несколько месяцев — криво сбитый дощатый сарай, дырявый, залатанный. Голая крыша, балки, увешанные гирляндами вездесущих кабачков.

Из соседней комнаты торчит кукуруза. Разделяющие стенки здесь условные, но это не страшно — в остальных «покоях» никто не живет, там хранят урожай. Без окон, если не считать большого пролома под крышей и огромных щелей, собравших все сквозняки Непала. Из мебели — две широкие лавки с соломенными подстилками. Грязно, пыльно, но не одиноко — пучеглазые пауки рассматривают нас со всех углов.

— Вам, мисс, — говорит Макармама и достает из-под лавки сырой матрас, зеленый от плесени, и одеяло с ветхой промасленной тряпочкой — простыней, наверное.

Поскорее прячу матрас под лавку, стаскиваю дырявую простыню с одеяла и стелю его поверх лавки.

— Нельзя, — говорит Асис. — Спать на одеяле навлечь несчастье на весь дом. Такие уж тут поверья.

Что же, остается солома.

— Моемся мы на улице, — продолжает он. — Конечно, в одежде. У нас есть три колонки. Ближайшая в вашем дворе, но вокруг всегда много людей, и они будут разглядывать вас, не стесняясь. Есть еще две — в глубине деревни. Там обычно безлюдно, поэтому волонтеры ходят туда, ну а вы выбирайте сами. Туалет за домом, но учтите, бумагой здесь не пользуются[36] и бросать внутрь ее нельзя. Мусор мы сжигаем или закапываем, поэтому постарайтесь использовать то, что может разлагаться. — Асис смотрит на часы и продолжает: — Ужин в семь, так что распаковывайте рюкзаки и приходите, скоро будем есть. — И уходит.

***

Мы остаемся одни посреди нашего жилища, не зная, за что взяться. Выметаем пыль, закрываем щели, выгоняем курицу. Внизу разводят костер, наша комната тонет в дыму, зато не будет комаров, решаем мы с Асей. Прибегает кошка, начинает драть спальники — отлично, будем жить без мышей, радуемся мы. Развешиваем вещи по балкам, раскладываем книги, прислушиваемся: свиньи, куры, козы, непальское радио. Что же, наконец добрались.

Отправляемся к ужину. Заходим на кухню, за столом — Вавилон: Асис и его помощник Субасдай, Элли, крупная блондинка-француженка, и Бруно из Бразилии горячо обсуждают что-то, замешав в свой вечерний диспут не только акценты, но и колорит своих стран. Поприветствовав компанию, идем к глиняной печи в глубине, где Яна ловко разжигает огонь. Предлагаем свою помощь.

— Рацион у нас здесь небогатый, — говорит она. — В первую очередь мы едим рис. Есть еще овощи с огорода; пойдемте, я все покажу.

Мы шагаем за ней по мокрым грядкам.

— Сегодня нам понадобятся бобы.

— Мы собираем их сами? — вырывается у меня глупый вопрос.

Яна смеется. Что поделать, мне еще не доводилось собирать бобы. Для меня они всегда были банкой Hienz на второй полке слева.

— Местное бобовые дерево. — Яна указывает на высокий витой куст. — Для готовки мы крошим их целиком, с кожурой, так что ищите початки потолще. По бокам у них несъедобные «швы», их надо снимать и выбрасывать. Еще нам понадобятся листья тыквы и огурец. — Она срывает огромное колючее нечто, больше похожее на зеленую дыню.

— Шутишь! Огурец?

— Вы еще картошку не видели, — улыбается Яна. — Все это мы приготовим с битым рисом и далем.

— А почему рис называется битым? — спрашиваем мы, возвращаясь на кухню.

— Потому что его и в самом деле побили. Это такие рисовые хлопья, считаются тут вторым сортом.

— А что такое даль?

— Что-то вроде чечевичного супа. Национальное блюдо, его здесь со всем едят. И еще, конечно, специи. — Она достает палитру с приправами и бросает по щедрой ложке каждой. — Спустя три недели в Непале я поняла, что рис — это сплошное разнообразие. Есть миллионы вариаций приготовления риса. Его, например, можно жарить. В прямом смысле — бросать на сковородку и жарить до хрустящей корочки. Получается что-то вроде попкорна. Можно, например, приготовить с молоком, тогда выйдет рисовая каша. А если туда добавить еще сахара с корицей, получится рисовый йогурт. Можно есть рис с лимоном и солью и представлять, что это рыба, а можно с далем это уже рисовый суп. Можно есть с картошкой и зеленью — «калифорнийская смесь», можно просто так, без всего. И чтобы не сойти с ума, девочки, его надо действительно полюбить, — наставляет нас Яна, пока готовит.

— Спасибо Яне, спасибо всем вам, спасибо Вселенной, — говорит Бруно и складывает руки в молитве.

Садимся за стол, Асис достает бутылку с кукурузной пробкой.

— Что это? — спрашиваем мы.

— Рокси, тэта — местный пшеничный самогон, — отвечает Элли. — Редкостная гадость, но все равно попробуй. Вечерами тут без этого околеешь.

И действительно, словно сироп от кашля разбавили водой. Алкоголь почти не чувствуется, но согревает сразу.

— Слушай, Асис, — говорит Бруно, — сегодня ночью я нашел у себя в кровати крысу. Я не шучу, настоящая жирная крыса пробежала по моим ногам.

— Здесь они безобидные, маленькие, — смеется Асис, — не то что в Бомбее. Там с ходу и не разберешь, крыса это или юшка.

Все улыбаются. Похоже, здесь это никого не пугает.

— Ну, просто реальный враг деревни — это насекомые, — объясняет Элли. — Каждый раз после занятия с малышами я нахожу у себя вшей. А есть еще пиявки, очень неприятная штука. Если отцепишь сразу, ничего, но если не заметишь — пеняй на себя. Потом остаются следы, заражение и все такое. Может, видели, у многих детей ноги в пупышках?

— В самом деле? А мне одна девочка как раз протянула сегодня такую, — говорит Ася. — Они их, получается, вообще не боятся?

— Не-а, — протягивает Элли. — Единственная причина их страхов, дорогуша, это богатое воображение. Вот только послушайте, встает сегодня Дев и всему классу рассказывает, что рядом с его домом живет Бухо. Это не человек, не животное, и пришел он из леса.

— Может, йети? — предполагает Бруно.

— He-а, нет. Я спросила, есть ли у него шерсть, и Дев сказал, что нет. Этот Бухо вдобавок одежду носит. И еще у него здесь, сбоку, — Элли показывает на висок, — есть, дескать, дыра, через которую он мозги высасывает.

— Да, да, Бухо, очень популярная здесь страшилка. — Асис закуривает трубку.

— А еще они про какого-то Бонжакри говорят,