Немногочисленные скамейки оказались заняты. Некоторые из девочек прихватили с собой раскладные табуреты или небольшие циновки, но таких было мало: большинство стояли на ногах, переминаясь и завидуя более догадливым.

Девочка хотела отвлечься и побеседовать с Юуккой, но поняла, что в горле пересохло от волнения, а мысли в голове разбежались. Поэтому она лишь крепко сжала подругу за руку и стала молча ждать.

Юукка тоже молчала. Время, казалось, не движется: девочки то и дело бросали взгляды на главные городские часы, висевшие на башне между храмами, но стрелки перемещались медленнее, чем какие-нибудь улитки. Тем не менее, как все знали, приходить следовало заранее, видимо, ожидание было частью общего испытания.

Наконец стрелки всё же сошлись у цифры двенадцать. Но девочка услышала только часть ударов – то ли пять, то ли шесть, но не больше. Мир вокруг исчез, остались лишь бесцветная пустота и абсолютная тишина, в которой не было слышно даже дыхания.

Девочка заозиралась, невольно ёжась от зябкой прохлады. Никого. Ничего. И что же ей нужно сделать?

Она подождала подсказку, но подсказка не появлялась. Только бесцветное зябкое пространство вокруг, да давящая тишина.

Девочка крикнула, но голоса не было. Она просто открыла и закрыла рот, откуда не вырвалось ни звука.

Ей стало страшно. Впервые в жизни эта беззаботная девочка испугалась по-настоящему. Захотелось съёжиться, свернуться в клубочек, стать крохотной и незаметной, забиться в самый дальний и тёмный угол. А здесь даже углов не было!

Именно это осознание неожиданно прогнало липкий страх. Девочка нервно засмеялась: куда уж дальше-то прятаться? Она и так одна-одинёшенька в самом странном углу мироздания. Вот как раз здесь бояться нечего и некого. Это самое безопасное место, какое только может существовать.

Она распрямилась. Страх уступил место любопытству. И тут раздался голос, звучавший отовсюду: сверху, снизу, со всех сторон. После тишины он немного оглушал, и девочка в первый момент зажала уши ладонями, но тут же опустила их, внимательно слушая.

– Ты поняла и приняла наш мир, – говорил голос, – Готова ли ты отречься от суетности внешнего мира и отдаться покою и безмятежности нашего внемирья?

Теперь, когда навязанные извне чувства ушли, здесь стало так спокойно, так уютно… Девочка кивнула, оставляя страхи, тревоги, беспокойство и иные эмоции там, где-то снаружи. Конечно, среди них, этих эмоций, были и безмятежные, счастливые. Но сейчас они выглядели такими мелкими и незначительными! Поэтому уже более уверенно девочка повторила вслух:

– Да, готова.

– Готова ли ты разорвать связи, удерживающие твоё тело?

Перед внутренним взором девочки замелькали воспоминания. Вечно занятый отец, хмурая старшая сестра с её вкуснейшими яствами, весёлая семейная пара напротив, их забавный малыш Тобри, старая соседка – ворчливая, но добрая, – щенки дружелюбной Баськи, девчонки и мальчишки из храмовой школы, симпатичный Тамен (в него девочка была даже чуточку влюблена), правильная Юукка…

Юукка! Её лучшая – настоящая – единственная! – подруга. Самый главный для неё – даже Тамен не значил для девочки так много – человек.

Это оказалась самая крепкая связь с прошлым, которое не должно было стать настоящим. Девочка заколебалась. Она готова отказаться от всего, даже от семьи, хотя и очень сильно любила отца и сестру, но отречься от Юукки? Той, что поддерживала её всегда, даже когда сама утрачивала веру или надежду? Той, что давала ей силы жить и двигаться вперёд?

– Ты готова? – повторил голос. Пришло странное понимание: её спросят ещё раз, и он станет последним – четвёртого вопроса просто не будет, а она провалит испытание и потеряет шанс на исполнение мечты.

Подруга или мечта? Мечта или подруга?

Но ведь это всего лишь на десять лет… А потом она вернётся и снова подружится с Юуккой.

– Готова, – неуверенно сказала девочка. И картинки воспоминаний стали выцветать, пока не исчезли полностью, оставив лишь опустошённость. На миг сердце кольнуло сожалением, но оно тут же исчезло, сменившись безразличием.

– Готова ли ты разорвать связи, удерживающие твою суть? – вопросил голос.

Девочка растерялась. Она, вроде, уже всё отдала. Что же ещё осталось? Нужно, конечно, просто сказать: «готова», – но стало как-то неуютно. Суть…

И она несмело сказала:

– Простите, пожалуйста, но что именно мне нужно отдать?

– Имя, – прогремел голос. – Скажи: «отдаю» – и назови его.

Имя? Всего-то! Полная ерунда. Девочка открыла рот… и поняла, что не помнит.

Она не помнила собственного имени!

Кажется, первая буква что-то вроде «М…», «Ми…» или «Н»? А может, и вовсе какая-нибудь «Р»?

– Ты готова? – в голосе впервые проявился намёк на эмоцию – раздражение.

Как же её зовут? Неужели к ней никогда не обращались по имени? Может, у неё есть хотя бы прозвище? Невозможно ведь, чтобы совсем ничего не было, ведь имя – суть человека!

Секунду, – сосредоточилась на этой мысли девочка, – если у меня нет имени, то кто я? Что я? У меня нет мира – я уже отказалась от него; – нет друзей и родных – я отреклась от них; нет имени… Я – ничто? И этим я мечтала стать? Но я ведь хотела стать жрицей, а не пустой оболочкой!

Жрицей? Чьей ещё жрицей, жриц не бывает, есть только священники, – закопошились вдруг странные, неправильные мысли. Жрицы были только у язычников, и Кэтрин говорила…

Кэтрин? Кто это? Это её имя? Нет, оно ощущается чужим. Но при этом оно до такой степени… привычно? Привычно, правильно, раздражающе…

– Ты готова? – прогремел голос.

Кэтрин. Может, это всё-таки она сама? Просто сказать и… исчезнуть. Но она не хочет исчезать!

Она же отказалась от эмоций – так почему сейчас в ней хлещет раздражение? Нельзя же быть такой скучной, правильной занудой, даже Люсинда, и та…

Люсинда. Возник образ симпатичной молодой женщины, а рядом с ней… Папа!

Папа, Майкл. И мама, пусть её образ сохранился только на фотографиях и видео. Мама. Гермиона.

А она…

И она едва не выкрикнула собственное имя, едва успев зажать рот руками. Пришло воспоминание: она читает книгу, читает не сначала, от первого лица, и имя главной героини там не упоминается, а значит, стоит произнести не то имя, и исчезнет не героиня книги, а она сама, реальная живая девчонка, мечтающая жить и действовать.

– Нет, – твёрдо сказала она в пространство. – Не готова и не стану. Я – это я, и не отдам себя пустоте!

И Гвинет Линнет вывалилась на ковёр гостиной, где ничего не изменилось. Хотя… Кто-то разжёг камин, где теперь весело потрескивали поленья.

– Ты чего с диванов падаешь? – хмыкнула Генриетта, не поднимая головы от вышивания. – Заснула над книгой – понятно, твои мозги ничего сложнее азбуки не тянут, но вот так грохаться…