– Я не сдержался и заметил, что, будь я его однофамильцем, непременно взял бы себе какой-нибудь псевдоним, в крайнем случае девичью фамилию своей прабабки.

– Мне стоило немалых трудов уговорить его приехать сюда, для того чтобы побеседовать лично со мной, – Кириллов повысил голос, тыча в Нежина коротеньким указательным пальчиком. – Сдается мне, Нежин, что ты совсем дурак, раз так и не понял, что это за рыба.

– Его фамилия как раз дает четкое определение! Какие бы деньги ни был готов заплатить его отец, для которого так важно, чтобы опусами сына заинтересовался хоть кто-то, ни один действительно чего-то стоящий рецензент не согласится марать свое имя ради случайного гонорара, – заметил Нежин. – Ведь это полная бездарность!

– Нежин, да ты никак искренне ратуешь за современную словесность! Ну тогда тебе прямая дорога в литературный кружок! Хотя, помнится, ты это уже проходил, – на лице Кириллова заиграла вызывающая самодовольная усмешка.

– Когда он приезжает? – поинтересовался Нежин.

– Он уже здесь. Выехал незадолго до тебя, сейчас снимает номер в «Арто» по моей рекомендации. Завтра у меня назначена с ним встреча, так что будь любезен, если случайно ваши пути вдруг пересекутся – постарайся ничего не испортить.

Нежин засунул руки в карманы пальто и уставился на Кириллова.

– Эй, да не смотри ты на меня так, а то просверлишь насквозь, – гоготнул Кириллов и дружески хлопнул Нежина по плечу. – Не забудь про то, что сказал. Завтра жду у себя.

Маленький полноватый человечек, подпрыгивая и пританцовывая, засеменил прочь.

Нежин тяжело опустился на первую попавшуюся скамейку. Он вновь посмотрел на выловленные из кармана часы, которые сообщили ему о том, что полдень уже начал законно властвовать. Он оглянулся по сторонам: слева от него пожилая женщина в синей шерстяной накидке торговала жареным миндалем, на соседней скамейке, склонив голову над бережно покоившимся в руках дешевым бульварным романом, клевала носом немолодая дама в нежно-кремовом пальто и такого же цвета элегантной шляпке. Прямо напротив него, на дорожке, вырисовывал прутиком на песке витиеватые узоры ясноглазый смуглый мальчишка на вид лет пяти. Вокруг, обнявшись, неспешно прогуливались влюбленные пары, лавируя между неугомонными туристами. Воскресный день был в разгаре.

Нежин, крякнув, неуклюже поднялся со скамейки. За его спиной трепетали невысокие молодые березы, чья золотая листва, казалось, вот-вот зазвенит в порывах строгого осеннего ветра. Он подумал, что неплохо было бы забежать в какой-нибудь цветочный киоск за букетом для Томы, но, остановившись на кульке соленого миндаля, зашаркал в сторону внушительных чугунных витых ворот, влажно чернеющих на фоне дождливого серого неба.

«Миллион» с момента своего основания уютно расположился в одном из старейших районов города, занимая целиком трехэтажное, с виду ветхое здание, богатое своей историей. Дом много раз менял владельцев, среди них были два издателя, директор известного лицея, дочь банкира, всевозможные князья и их потомки, помимо этого здесь размещался военный комиссариат, телеграфная компания и даже министерство печати. Фасад, являющийся ярким примером архитектуры раннего модерна, украшали небольшие витражные окна, придававшие зданию несколько скорбный оттенок. Главной же изюминкой был разноцветный витраж, расположившийся прямиком над центральным входом, созданный в одной из лучших мастерских Вале легендарным Эрнестом Дето.

Третий этаж здания делили между собой приемная Кириллова и его личные апартаменты. За внушительным лакированным бюро, ровесником эпистолярного жанра, сидела уже давно немолодая Елена, секретарь Кириллова. Поправляя постоянно сползающие на нос очки, она пыталась разобраться с входящими письмами. Справа от нее на высоком кожаном табурете в ожидании Кириллова нетерпеливо крутился отталкивающей наружности молодой человек. Его беспокойные близорукие глаза были надежно защищены толстыми линзами в громоздкой черепаховой оправе, а щегольски начесанный кок раздражал идеальностью своей формы. На нем были обтягивающие серые клетчатые брюки модного этим летом фасона, на болтающихся ногах красовались коричневые замшевые мокасины, расстегнутая же на груди пестрая свободная рубаха служила завершающим штрихом в создании праздного и довольно бестолкового образа. Короткое кашемировое пальто отдыхало на вешалке слева. Красный подбородок посетителя кричал о том, через что ему пришлось пройти пару часов назад перед зеркалом в ванной комнате, на шее красовался созревающий фурункул.

Облик молодого человека не вызывал ничего, кроме чувства здоровой брезгливости, его манера поведения – ничего, кроме отвращения.

– Ведь договаривались же на одиннадцать, – гнусаво пожаловался приемной Гнилорыбов, – а уже почти половина двенадцатого.

Он извлек из кармана брюк пачку сигарет, вытащил одну, прикурил.

– Здесь не курят. Будьте так любезны, затушите сигарету, – секретарь строго посмотрела на него поверх очков.

– И кофе здесь тоже не подают, – Гнилорыбов глубоко затянулся, пустил изо рта пару сизых колечек и демонстративно затушил сигарету о никелированную ножку табурета.

– Пожалуйста, пепельницу!

– Здесь нет никакой пепельницы, потому что в приемной курить запрещено, – констатировала секретарь, – пожалуйста, воспользуйтесь урной или туалетной комнатой.

– Я лучше воспользуюсь вот этим фикусом, – нашелся Гнилорыбов, выбрав себе в жертву горшочек с декоративным растением, стоящий на газетном столике неподалеку. Через мгновение он уже навис над несчастным цветком, вдавливая окурок в рыхлую землю горшка.

– Это не фикус, это строманта, – совсем растерялась секретарь.

Она хотела что-то добавить, но ее прервал неожиданно зазвонивший телефон.

– Приемная Кириллова, – чуть слышно произнесла секретарь в трубку. На том конце провода бойко затараторил женский голосок.

В эту минуту дверь с лестницы распахнулась, и в приемную вбежал запыхавшийся Юрий Петрович.

– Никита Сергеевич… Никита Сергеевич, опоздал, виноват, – начал он извиняться, сотрясая в своих зажатых лапищах влажную ручонку Гнилорыбова. – Ну пройдемте ко мне в кабинет, прошу вас… Ах, подождите, только пальто сниму! Эть, зацепилось…

Он засуетился, начал было расстегивать туго засевшие в своих петельках крупные черные пуговицы, благополучно расстегнул самую верхнюю, ту, что располагается у ворота, но следующая никак не хотела поддаваться. Поймав на себе скучающий взгляд Гнилорыбова, Кириллов решил бросить это бесплодное занятие.

– А знаете что? Черт с ним, с этим пальто! – бросил он, нервно теребя злосчастную пуговицу. – Пройдемте, не будем терять драгоценное время!

– Вам не следует так плотно завтракать, тогда и пуговицы станут податливее, – Гнилорыбов скорчил довольную гримасу.

– Елена Петровна, два кофе, – скомандовал Кириллов, увлекая за собою в кабинет столь важного и нахального посетителя.