Нежин появился в дверях приемной минут сорок спустя. Его мокрые взъерошенные волосы были откинуты назад, а по широким скулам к подбородку бежали ручейки. Густые черные брови хмурились.

– Кириллов у себя? – спросил он, снимая отяжелевшее от влаги пальто и кидая его на вешалку, аккурат поверх гнилорыбовского.

– У Юрия Петровича посетитель, – вежливо ответила секретарь, – молодой человек в очках. Знаете, не очень-то приятный тип: сначала закурил прямо в приемной, а потом бросил сюда свой окурок, – тонкий палец, окольцованный дешевой побрякушкой, указал на столик с декоративным цветком.

– Да уж. Кажется, я догадываюсь, о ком вы говорите, – Нежин посмотрел, куда указывал ему палец.

Секретарь вопросительно взглянула.

– Не обращайте внимания, этот человек его не заслуживает, – ответил Нежин, располагаясь на белом кожаном диване, предназначенном для посетителей.

– Хотите кофе? – учтиво предложила секретарь.

– Нет, спасибо, – он взял со столика первый попавшийся журнал, развернул наугад, перелистнул страницу, другую, остановился на статье «Скованные льдом», повествующей о нелегкой судьбе полярников, примерно десятилетие назад застрявших среди мерзлых глыб на сломавшемся ледоколе.

За дверью кабинета послышалось гоготание Кириллова, затем – довольное хихиканье его гостя. Нежин снова перелистнул страницу, наткнулся на пошлую рекламу дорогих дамских сумок, обещающую моментально возвести ее счастливую обладательницу чуть ли не в ранг светской львицы.

Зычный хохот повторился, но уже ближе к дверям, было ясно, что встреча подходит к концу. Нежин бросил журнал обратно на столик и откинулся на диване, прикрывая козырьком ладони глаза. Секретарь шуршала бумагами. Где-то зазвенел телефон.

Изнутри неуверенно надавили на дверную ручку. Было слышно, как Кириллов что-то торопливо объясняет своему гостю. Пятисекундная пауза и снова взрыв хохота. Наконец дверь кабинета приоткрылась и на пороге замаячила сутулая фигура Гнилорыбова. Кириллова же было только слышно.

– Никита Сергеевич, я вам искренне говорю, я в восторге от Михеля, удивительный персонаж! Уверен, он придется по душе и вашим будущим читателям, – безбожно врал Кириллов. – А как художественно у вас получилось выразить его взаимоотношения с Настей!

– Как только я сажусь за письменный стол с зажатым между пальцами новеньким, хорошо отточенным карандашом, тот словно оживает, начиная вырисовывать образы на хрустящей поверхности бумаги, – зарделся смущенно Гнилорыбов. – Отец называет это Божьим провидением, я же…

– Любой талант, несомненно, от Бога! – тут же вставил Кириллов. – Меня больше всего зацепила сцена, где Михель, рассуждая над смыслом бытия на террасе загородного дома родителей, принимает в итоге решение свести счеты с жизнью. Очень живо и красочно. А самое главное – актуально.

– Вы мне льстите, Юрий Петрович, – Гнилорыбов застенчиво поправил съехавшие на нос окуляры.

– Если бы я решил вам просто польстить, то не стал бы перечитывать дважды за ночь вашу рукопись. И знаете, что самое главное?

– Нет, что же? – спросил заинтригованный Гнилорыбов.

– Самое главное, – хитрый Кириллов выдержал паузу, так хорошо знакомую Нежину, – самое главное – это то, что вашу рукопись хочется перечитать и в третий раз, и уверен, захочется еще и еще раз. Ведь прощание с Михелем – все равно что расставание с близким другом.

Мышеловка захлопнулась, приманка из лести и обещаний, выбранная Кирилловым, сработала превосходно. Он обладал превосходным чутьем и умел выбрать нужную тактику, вне всяких сомнений. Оба вышли в приемную. На Кириллове была элегантная голубая рубашка со сверкающими золотыми запонками. Значит, пальто все же не выдержало его натиска.

– А, снова вы, – взгляд Гнилорыбова споткнулся об Нежина, который сидел неподалеку. – Не вставайте, руки я вам все равно не подам.

– Для меня это, конечно, большая потеря, – холодно буркнул тот в ответ, салютуя при этом Кириллову. Кириллов лишь холодно кивнул.

– Простите, кто-нибудь скажет, где мое пальто? – Гнилорыбов растерянно уставился на вешалку. – Я точно помню, что вешал его именно сюда, а сейчас здесь висит этот ужасный мокрый сюртук…

Он обернулся и вопросительно уставился на секретаря. Та сосредоточенно набирала какой-то документ.

– Я, кажется, к вам обращаюсь, – возмущенно воскликнул Гнилорыбов.

– Так посмотрите под ним, – раздраженно бросила в ответ секретарь, про себя поражаясь глупости посетителя.

Физиономию Гнилорыбова перекосило от отвращения. Он брезгливо коснулся кончиком пальца чужого пальто, будто боясь обжечься, чуть-чуть отодвинул мокрую ткань в сторону, отдернул руку.

– Да, оно там, – констатировал он.

– Что, боитесь, что укусит? – усмехнулся развалившийся на диване Нежин. Он с неподдельным любопытством наблюдал за происходящим. Гнилорыбов с ненавистью посмотрел на него, но так и не нашелся с ответом.

– Никита Сергеевич, а позвольте-ка, я вам помогу, – вмешался наконец Кириллов. Подлетел к вешалке и вызволил из-под грузного черного пальто слегка помятый кашемир.

Гнилорыбов поочередно влез в оба рукава, пошарил в карманах, проверяя на месте ли их содержимое. Правая пола забавно топорщилась, на груди расползлось хорошо заметное влажное пятно. Полный презрения взгляд, которым Гнилорыбов окинул присутствующих, остановился на Нежине.

– Вы ведь это специально сделали, я знаю, – тыкая в него узловатым пальцем, процедил Гнилорыбов. – А вам, – он повернулся к запыхтевшему от волнения Кириллову, – вам следовало бы пересмотреть штатный состав! – С вами свяжутся! – бросил он Кириллову и, подняв воротник пальто, поспешно вышел.

Кириллов вытащив из кармана брюк носовой платок, протер влажный лоб, приглашающе кивнул Нежину на дверь своего кабинета.

В небольшом, со вкусом обставленном помещении в викторианском стиле было накурено и немного прохладно. Два прямоугольных окна в дальней стене, из которых открывался прекрасный вид на Русалочью площадь, были приоткрыты. Холодный осенний ветер трепал тяжелые темно-зеленые шторы. Напротив окон возвышался заваленный ворохом бумаг рабочий стол Кириллова – широкий, с великим множеством больших и маленьких ящичков. Слева на столе, разбавляя сгустившийся сумрак, приглушенно светила небольшая лампа под желтым абажуром. Неподалеку дежурили две маленькие кофейные чашечки.

Не включая верхнего освещения, Кириллов проследовал к письменному столу. Поудобнее устроившись в своем черном кожаном кресле, он с раздражением посмотрел на Нежина, который нерешительно топтался в дверях кабинета. Из окон за спиной Кириллова сильно дуло.

– Ну проходи, не топчись ты там! Вот, вот… Правильно, присаживайся, – Кириллов сцепил перед собой пальцы в замок – типичный для него деловой жест, обещающий серьезный разговор. Нежин, повинуясь, подошел к столу, опустился в кресло напротив. На стенах красовались роскошные британские обои со сложным орнаментальным рисунком. Поверх них в резных позолоченных рамах висели портреты самых ярких представителей семьи Кирилловых, среди которых, конечно, отыскался и портрет Юрия Петровича в дорогом костюме с атласными лацканами.