– Да, Нежин, умеешь ты накалить обстановку до предела, – Кириллов закурил и откинулся в кресле.

– Вы не боитесь простудиться? По-моему, из окон дует, – заметил Нежин. По его спине пробежал холодок.

– Нет, скорее меня прикончит этот прыщавый юнец, – он небрежно махнул рукой с зажатой между пальцами сигаретой в сторону двери. – Пришлось потратить почти час своего времени, теша его тщеславие всевозможными комплиментами. Но знаешь, что было самым ужасным во всем этом? – Он резко пододвинулся к столу и небрежно стряхнул пепел в симпатичную бронзовую тарелочку, полную окурков.

– Его зреющий фурункул? – не удержался Нежин.

– Да, ты попал почти в яблочко, – Кириллов добродушно расхохотался в потолок. – Самым ужасным было то, что мне пришлось расхваливать его «Германца», этот косноязычный, малограмотный выкидыш, в котором нет и толики художественности! Признаюсь, соврал, я лишь мельком пробежал глазами рукопись, хватило чтения двух первых глав, – Кириллов глубоко затянулся и прикрыл глаза. Сорвавшийся с кончика сигареты пепел, бесшумно приземлился на темный ковролин, – потом меня чуть не стошнило, – окончил он, выпуская дым из легких.

– О чем же этот «Германец»?

– Его главный герой, молодой бездарь, явно страдающий навязчивыми идеями и прочими расстройствами личности, безответно влюблен в дочку губернатора. Большую часть повествования занимают его страдания, сопряженные с унылыми кухонными рассуждениями относительно смысла бытия. Угадать концовку можно после первой главы.

– Должно быть, бездарь прыгает с моста с камнем на шее? – предположил Нежин.

– Да, все верно, только без камня и с крыши амбара. Сам видишь, избитый по сути сюжет дешевого сентиментального романа для домохозяек, – Кириллов затушил тлеющий окурок и зевнул. Внезапно ворвавшийся в кабинет ветер распахнул настежь оба окна, прошелся по письменному столу, поднимая в воздух бумаги. Скудные остатки растительности на голове Кириллова трагично задергались на ветру; казалось, они вот-вот оторвутся и улетят на поиски недостающей части давно исчезнувшей шевелюры. Деревянные оконные рамы тревожно застучали о стену. Кириллов поспешил закрыть оба окна.

– Я уж думал было, улетит в окно, – радостно сообщил он, вставая на четвереньки и принимаясь собирать разбросанные по полу документы. – На секунду даже сердце екнуло!

Нежин непонимающе вытаращился на него.

– Да рукопись эта! Гнилорыбовская! – рассмеялся Кириллов, кладя собранные бумаги на стол и усаживаясь обратно в кресло. – Как видишь, она не такая уж длинная, верно?

Он заговорщицки подмигнул Нежину.

– Ладно, оставим это, есть дело поважнее, – сказал Кириллов крайне серьезным тоном. – Есть один хороший молодой автор, действительно подающий надежды. Нечаев. Я мельком упомянул о нем в момент нашей последней встречи.

– В парке, – уточнил Нежин.

– Да, именно там! Тогда ты сказал мне, что эта фамилия тебе ни о чем не говорит.

– Не говорит и теперь!

– Как я уже сказал, – продолжил Кириллов, опять сложа перед собой руки на столе, – Нечаев совсем еще молодой, ему всего двадцать пять или около, но на фоне того немногого, что он уже успел написать, я говорю о «Юпитере» и «Герое Мадрида», двух небольших повестях, большинство его современников безнадежно меркнут. «Германец» же сойдет разве что за рулон дешевой туалетной бумаги.

– Он публиковался где-нибудь? – поинтересовался Нежин. Его воображение нарисовало очередного Гнилорыбова, такого же скользкого, но без очков.

– Нет. Понимаешь, подобные вопросы ему вроде бы совсем не интересны, по нынешним меркам, он влачит аскетическое существование, заявляет, что пишет для себя, для своих друзей и знакомых.

– Откуда же вы о нем узнали?

– Как откуда? – искренне удивился Кириллов. – От этих же знакомых и узнал! Нечаев частый гость на литературных собраниях, вечерах и тому подобных мероприятиях, на которых как раз специализируешься ты! В июле я даже посетил одно из них, надеясь попасть на его выступление, но, к сожалению, тогда он присутствовал в качестве слушателя.

– Я, кажется, понимаю, к чему вы клоните, – взгляд Нежина зачаровал восхитительный блеск чужих запонок.

– Думаю так. Я хочу, чтобы он начал публиковаться у нас, понимаешь? Твоя же задача заключается в том, чтобы сделать все возможное, чтобы это желание у него возникло, – Кириллов заметил, куда направлен взгляд его собеседника. – В случае победы – они твои, как и хорошая премия, обещаю, – он постучал толстым ногтем указательного пальца по запонке на левом рукаве и рассмеялся.

– Где мне найти его? – Нежин перевел взгляд и теперь смотрел прямо на Кириллова, на лысине которого проступили мелкие капельки пота.

– В доме Штакеншнейдера в пятницу вечером. Там будет проходить встреча литераторов, не знаю, правда, к чему приуроченная. Информации немного. Единственное, что не вызывает сомнений, так это то, что там будет присутствовать Нечаев, возможно, даже прочитает что-то свое. Кстати, его зовут Костя, – Кириллов загадочно улыбнулся, – он почему-то не любит, когда к нему обращаются «Константин».

– Костя, – как бы пробуя слово на вкус, повторил Нежин.

Кириллов выдвинул один из небольших ящичков стола, достал оттуда аккуратно сложенную стопку бумаг и положил перед собой.

– Пока не забыл: вот, держи, – тыльной стороной ладони подвинул бумаги к Нежину, – это «Герой Мадрида» и «Юпитер». Почитай, подготовься…

Нежин кивнул.

С комфортом устроившись на диване в гостиной, Нежин перелистывал страницы. Тамара с дочкой уехали за город к теще, девяностотрехлетней, давно уже выжившей из ума старухе, которая на днях, как выяснилось, подхватила воспаление легких и теперь нуждалась в постоянном уходе. Погода за окном совсем испортилась, вечернее небо было затянуто серыми облаками, пронизывающий ветер раскачивал голые деревья.

Обе повести оказались превосходными. Пусть лейтмотив незамысловат, но атмосфера передана великолепно. Герои были живыми, такими же, как сосед снизу, бьющий вечерами гаечным ключом по батарее, или улыбающаяся продавщица цветов в киоске через дорогу. Нечаеву с удивительной легкостью удавалось подбирать нужные слова для описания того или иного предмета или явления. Он не забывал о деталях, даже таких, на первый взгляд совсем незначительных, как например фарфоровая фигурка балерины с отколотой рукой, подслушивающая, застыв на одной из полок серванта, диалог между Юпитером и его матерью. Или же мерцающая холодная звезда, которая взошла над Пеньяларой в ночь, когда Энрике («Герой Мадрида»), держа за поясом пистолет, отправился выяснять отношения с Рафаэлем.

Вечер четверга Нежин решил посвятить детальному изучению «Юпитера», повести, которая произвела на него наибольшее впечатление. Затупившимся старым карандашом он делал заметки в блокноте, когда в коридоре зазвонил телефон. Нежин, отложив блокнот, лениво соскользнул с дивана в плюшевые домашние тапочки и зашаркал по направлению к источнику беспокойства. Телефон надрывался.